ДНЕВНИК А. Н. КУРОПАТКИНА
№ 19
С 28 ноября 1903 г. по 7 февраля 1904 г.
28 ноября 1903 г.
Вчера отправил государю свою записку по маньчжурскому вопросу (окончание), в которой я в сильных выражениях указываю опасность настоящего положения нашего на Дальнем Востоке и советую государю овладеть Северной Маньчжурией путём добровольного соглашения с Китаем, отдав Китаю Южную Маньчжурию, Квантун с Порт-Артуром, ветвь Южной железной дороги и, кроме Северной Маньчжурии, получить ещё вознаграждение в 250 млн. р. Указываю, что, ведя далее наступательную политику, мы не только будем иметь войну с Японией и Китаем, но будем иметь против себя весь мир. Что даже Франция, ввиду нашей политики на Дальнем Востоке, начинает сознавать необходимость искать другой опоры и ищет соглашения с Италиею и Англиею, а там и до соглашения с Германией один только шаг. Не понимают, что мы хотим, куда идём, и потому тревожатся; что и в Англии просыпаются сказки о наших замыслах на Индию. Написал, что война с Японией будет крайне непопулярна в России, что противоправительственная партия воспользуется этой войной, чтобы увеличить смуту, и проч.
Писал с полной откровенностью.
Читать государю эту записку будет тяжело, ибо в ней есть осуждение его политики, его мнений. Но надо, чтобы государь знал правду. Эта правда принесёт пользу не только России, но и нашему чудному государю.
3 декабря
Вчера на докладе государю императору плана наших мероприятий на пятилетие 1904—1908 гг. мне в значительной мере удалось направить главные усилия наши опять на Запад. Из 130 млн. р. на предельный бюджет взято лишь 7 млн. р. на новые мероприятия на Дальнем Востоке, кроме 30 млн., которые будут отпущены сверх предельного бюджета. [201] Главное усиление постоянной армии составит 22-й корпус {25}, который мы будем формировать в Казанском военном округе. Этим удовлетворяются разные цели: 1) обеспечится внутреннее спокойствие, ибо теперь между Волгой и Уральским хребтом очень мало войск, 2) подкрепим 6-ю (резервную) армию и 3) получим возможность рассматривать 22-й корпус и как резерв для Дальнего Востока, Туркестана и Кавказа.
Затем мы закончим организацию резервных войск, обратив остальные 22 батальона в резервные полки. На Западе 49-ю резервную бригаду обратим в 48-ю пехотную дивизию. Сформируем 1 саперный, 1 железнодорожный, 5 военно-телеграфных, 2 полевых железнодорожных роты, 2 обозных батальона.
Окончим заботу об офицерах, начнём о нижних чинах и проявим заботу о лошадях и проч.
Государь очень внимательно слушал и многое расспрашивал. Был очень добр.
После доклада поехал в Комитет министров, где защищал интересы русских рыбаков на Каспийском море против монополиста Лианозова (его наследников). По окончании заседания С. Ю. Витте говорил со мной по поводу прочитанной им моей записки по маньчжурскому вопросу (окончание), представленной государю. Витте говорил, что год тому назад он был бы против предложенного мною решения, но теперь, после всего сделанного, он не видит другого исхода из того тяжёлого, неопределённого положения, в которое мы попали, кроме предложенного мною: т. е. закрепить за Россиею Северную Маньчжурию ценою уступки Южной Маньчжурии и Квантунской области. Он, Витте, если бы государь пожелал, взялся бы убедить в необходимости этого решения и графа Ламздорфа. Он же, Витте, взялся бы реализировать указанные мною в записке 250 млн. р. за южную ветвь и сооружения на Квантуне и вполне согласен, чтобы употребить [202] их на дела устройства Дальнего Востока. Результаты получил(ись) бы огромные. Конечно, он возражал мне и доказывал ошибочность мнения, что занятие Порт-Артура явилось следствием постройки, по предложению Витте, магистрали через Северную Маньчжурию. Он говорил: «Представьте себе, что я повёл своих гостей в Аквариум, а они, напившись пьяны, попали в публичный дом и наделали там скандалы. Неужели я виноват в этом? Я хотел ограничиться Аквариумом. Далее тянули другие...»
В понедельник я был у Великого князя Александра Михайловича. Он много говорил мне, как его волнуют настоящие события. Что он знает, что государь твёрдо желает дело не довести до войны, но что есть и другая сторона. Он радуется, что вовремя успел удалиться от лесного дела на Ялу. Он видел, как летом я сердился на него, был хмурый и приписывал это тому, что это он выдумал Безобразова и Абазу и солидарен с ними. Он вовсе не солидарен и удивляется, как Безобразов может иметь влияние.
Сегодня Великий князь Николай Михайлович горячо передавал мне свои огорчения по кавказской службе. Служба ему стала невыносима. Он взял 4-месячный отпуск и затем хочет проситься на отдых. Надо заняться и своими делами.
На Кавказе идёт полный развал. Войска мотают в помощь полиции. Трудно учиться. Всюду вредные влияния. Глупый закон о церковных армянских имуществах возмутил армян нижних чинов. В Грузинском полку 19—20 армян собирались бежать с ружьями. Крали патроны. Руководил армянский священник. На него, великого князя, по донесению полиции, тоже собирались сделать покушение. Думает, что полиция выдумала, а теперь, чтобы доказать, что она была права, действительно, чинами полиции готовит на него покушение.
Голицын напутал и запутал всюду. [203]
Государь вчера на докладе выразился, что он доживёт до того, что увидит всю армию в папахах.
Сам носил её с детства. Ему дал отец. Привык и любит её.
6 декабря
Праздновали тезоименитство государя. Парадный завтрак. Сидел между Великими княгинями Елизаветою Фёдоровною и Ксениею Александровною. Очень скоро стали говорить о политике. Я стращал и несколько дразнил Ксению Александровну, что мужу её, быть может, на днях придётся выехать на Дальний Восток, принять в командование морскую дивизию. Что войны редки, что надо ему не упускать случай помериться силами с японцами. Что пойду туда и я, что ей же предстоит обратить свой семейный дом в дом благотворительности. Что там будут шить воинам бельё, вязать куртки, готовить пачки с табаком, вязать носки, рукавицы. Что времяот времени с Дальнего Востока будут получаться депеши: всё идёт благополучно. Вчера на суше у нас 1000 человек убитых и 7000 раненых. Вчера потопили столько-то японских судов. У нас перевернулись такие-то суда. Княгиня возражала, что никакой войны не будет, что брат её войны не хочет, что нам не за что воевать с Японией, что Корея нам не нужна. Я ответил, что можно так далеко зайти, что вопрос о войне или мире уже выскользнет из наших рук. Государь скажет: не хочу войны, а ему ответят: «Поздно. Теперь мы хотим войны», — и война начнётся. — Тогда княгиня сказала: «И что это вы, точно чёрный ворон, каркаете? Пожалуй, и накаркаете войну».
Елизавета Фёдоровна очень правильно определила настроение Москвы: войны не хотят, цели войны не понимают, одушевления не будет. Когда я говорил, что Мукден та же Москва для Китая и что надо не трогать Мукдена, великая княгиня выразилась: «И совсем напрасно мы туда забрались. Всё и всех тревожит, что там делают, и ещё более тревожатся за будущее. Надо вернуться к нашим делам». Когда я выразил радость слышать такие мысли от представительницы матушки-Москвы, великая княгиня с живостью ответила: [204] «Нет, нет, я политикой не занимаюсь. Я обезьянаi, заучиваю всё, что говорят кругом, и это вам и передала».
9 декабря
Сегодня государь утвердил представленный мною план мероприятий на 1904—1908 гг. на сумму в 130 млн. р., отпускаемую нам прибавкою к предельному бюджету. Удалось перенести наше главное внимание с Дальнего Востока опять в Европейскую Россию. Утверждено сформирование 22-го корпуса войск в Казанском военном округе, 48-й пехотной дивизии в Ковельском районе, сформирование 2 обозных, 5 военно-телеграфных, 1 железнодорожного батальона и проч. Переформируем остальные 22 резервных батальона в двухбатальонные полки. Утверждено укрепление Гродно и Ковеля; основание одного юнкерского училища; для улучшения быта нижних чинов утверждён приступ к частному довольствию и прибавок к приварочному окладу. Улучшим положение лошадей. Приступим к неотложным мероприятиям по казачьим войскам. На дела Дальнего Востока отчислено 7 млн. р. и проч. Закажем два конных железнодорожных парка. Хорошие средства отпустим на военно-учебное дело. В Военно-медицинской академии оснуем ещё две клиники: хирургическую и сифилитическую.
Государь от себя прибавил формирование конно-пионерного эскадрона.
Говорит, что он показывал государыне мой доклад, при котором был представлен план, и обратил её внимание, что в текущее пятилетие на улучшение быта офицеров израсходовано 86 млн. р. из 160 млн., отпущенных прибавкой к предельному бюджету.
Высказал, что он радуется, что мы не будем усиливать, как предполагали, войска в Варшавском округе и будем формировать 22-й корпус в Варшавском военном округе. «Вильгельм, — говорил государь, — в последнее наше свидание так был дружески расположен ко мне и к России, как никогда. Он и не скрывал причины: его тревожит Англия, а ещё более Америка». Государь прибавил, что Америка и его тревожит. [205]
Вчера Ал. Петрович, принц Ольденбургский, говорил мне с ожесточением, что войны не надо допускать, что общее недовольство всюду растёт, что вопрос о войне может стать «династическим».
Говорил, что на Кавказе в Тифлисе чуть не накануне восстания. Все недовольны князем Голицыным. Армяне соединились с грузинами. Ему, Ольденбургскому, на улице не кланялись.
Гессе мне говорил, что он пытался говорить с Абазою, чтобы узнать, чего же мы хотим. Но из длинных ответов Абазы ничего не понял.
Ламздорф, опрошенный мною о делах Дальнего Востока, ответил, что ему ничего неизвестно, но что нет ничего и хорошего.
11 декабря
Сегодня получил депешу от нашего военного агента в Шанхае (от вчерашнего числа) ген.-майора Дессино, что японские министры решили объявить России войну и что японский флот уже отплыл. Поехал к Ламздорфу. Он успокаивает, говоря, что переговоры ещё идут, что третьего ещё дня к нему приходил японский посланник Курино и в очень почти почтительных выражениях представил заключения на наши предложения, сделанные Японии. Он, главным образом, обращал внимание Ламздорфа на то, что в наших предложениях ничего не упоминается о Маньчжурии, а между тем у них имеются там значительные интересы. Ламздорф надеется, что до войны не дойдёт, но неопределенность положения и наших требований тревожит его. Он, граф, с наслаждением прочёл мою записку, поданную государю, о получении Северной Маньчжурии взамен Южной и Квантуна, и очень был бы рад принятию этого плана. Тут есть определённость. Тревожит его и положение, занимаемое в Маньчжурии другими державами. На днях ратифицирован договор Китая и Америки об открытии для торговли Мукдена. Теперь там американцы получили право иметь консула, а [206] китайцы посылают их к нам, жалуясь, что мы не только не очищаем Мукдена, но вторично заняли его. Государь, по мнению Ламздорфа, уже с Дармштадта не относится с прежнею горячностью к делам Дальнего Востока, но влияние шайки Безобразова, Абазы и других еще существует. Ламздорфа особенно беспокоит роль во всем этом деле Плеве. Он имеет основание думать, что Плеве не прочь иметь войну с Японией. Он надеется, что война отвлечёт внимание масс от политических вопросов. Ламздорф также тревожится мнением государя о возможности ему лично не допустить до войны. Того же мнения Алексей Александрович. Государь говорил Ламздорфу, что мощное поведение наше на Дальнем Востоке выгодно, ибо лучший залог того, что войны не будет, но он, Ламздорф, заметил государю, что может случиться так, что вопрос о войне и мире уйдет из его, государя, руки, И нас втянут в войну. — «Тогда надо повесить Безобразова», — закончил он. Он, Ламздорф, видит, как государя подталкивают к войне даже со стороны Германии. Вильгельм всё справляется, цел ли еще Безобразов, ибо это — их надёжный союзник.
Плеве, которого я видел сегодня же и показал ему депешу Дессино, — я думаю, мне удалось его убедить, что война с Японией не уменьшит его забот об успокоении России. Что, напротив, если мы на первых порах потерпим неудачи, то внутри страны могут вспыхнуть серьёзные волнения, что на нас, самое главное, может ополчиться весь мир, ибо, начав войну с Японией, мы дадим образчик возможных для нас столь же бессмысленных и стихийных действий и в будущем. На очередь, быть может, попадут Тибет, Индия, Персия. Народы поймут опасность распоряжения 130 млн людей одною самодержавною волею при возможности влиять на решения самодержца таких проходимцев, как Безобразов.
Я вспомнил Плеве слова Ольденбургского, что война будет иметь «династическое» значение. Плеве указывал, что Россия выйдет победоносною из всех затруднений, но что если будет война, то нельзя оставлять войска в руках Алексеева, а надо туда послать меня. [207]
15 декабря
Сегодня было совещание у государя по поводу депеши адм. Алексеева, в которой он советовал прекратить с японцами переговоры ввиду их согласия на наши предложения по корейскому вопросу. Они соглашались не укреплять Корейского пролива, но не соглашались принять наше предложение не переходить в Корее З9-й параллели (линии Пхеньян — Гёнсан) и не укрепляться по побережью. Они хотели получить право укрепиться даже на границе с Маньчжурией.
В совещании участвовали: Великий князь Алексей Александрович, Абаза и я. Государь открыл заседание, сказав очень спокойно хорошо продуманную речь. Говорил, что настоящие события напоминают ему бывшие 8 лет тому назад после японо-китайской войны. Тогда Россия твёрдо сказала Японии «назад», и она послушалась. Теперь японцы становятся всё более требовательными. Всё же это варварская страна. Что лучше; идти на риск войны или продолжать уступчивость?
Ламздорф говорил первый и доказывал, что не следует прерывать переговоры, что мы ультиматума не объявляли; что прервать переговоры всегда будет время; что, согласно желаниям японцев, можно включить и статью о Маньчжурии; таковая в первоначальном проекте была вычеркнута государем. Ламздорф в ласковых, но настойчивых выражениях говорил, что главное нам надо определить: что же мы хотим в Маньчжурии? что он добьётся решения маньчжурского вопроса в нашу пользу, но надо знать, чего добиваться; требуется осторожность в переговорах.
Государь ответил, что теперь, действительно, можно включить и статью о Маньчжурии. Государь сказал: «Война безусловно невозможна. Время — лучший союзник России. Каждый год нас усиливает».
Алексей Александрович примкнул к мнению графа Ламздорфа о необходимости продолжать переговоры: «Надо добиться соглашения хотя бы с небольшими уступками. В вопросе маньчжурском мы играем роль собаки на сене: сами не пользуемся и другим дать не хотим».
Я говорил в главном следующее: [208]
Надо продолжать переговоры. В корейском вопросе для нас имеет особую важность пункт о 39-й параллели. Его надо отстоять. Японская редакция о 50-вёрстной зоне в обе стороны маньчжурской границы совершенно не может нас удовлетворить. Другая важная статья — неукрепление Корейского пролива. Остальное второстепенно. Мне представляется возможным окончить распрю присоединением к нам Северной Маньчжурии и к Японии южной части Кореи. Северную Корею и Южную Маньчжурию объявить нейтральною между нами зоною. Если допустим японцев занять всю Корею, а сами будем занимать всю Маньчжурию, то война между нами и японцами неизбежна. В лучшем случае придём к тяжёлому вооружённому миру. Если бы мы исполнили договор, как обещали, и очистили бы Южную Маньчжурию, к чему все приготовления были сделаны, то настоящего тяжёлого осложнения не было бы. Мы твёрдо стали бы в Северной Маньчжурии, и за неё никто не стал бы с нами драться. Злополучное предприятие (я так и выразился) всему причиною. Вместо очищения Маньчжурии (южной) в условный срок мы занялись активной деятельностью на Ялу. Выставили отряд в Фынхуанчен. Выдвинулись на Ялу. Остались в Инкоу. Вторично заняли Мукден. В Японии началась смута. Теперь, быть может, уже и не в ваших силах, — сказал я государю, — остановить войну. История учит, что даже слабейшие государства начинали войны. Но ранее надо, сохраняя достоинство России, испробовать все средства, дабы войны не было. Надо успокаивать и местные власти, которые, стоя ближе к опасности, менее её боятся. Надо, главное, твёрдо выяснить, что мы хотим в Маньчжурии, и то, что мы решим, отстаивать твёрдо. По моему мнению, из-за Северной Маньчжурии войну вести стоит, из-за южной — не стоит. Не стоит вести войны и из-за Кореи. Надо готовиться, что скоро и другие державы поднимутся и предъявят нам свои требования из-за Южной Маньчжурии. Самое опасное в настоящем положении это 1) то, что мы не готовы к войне с Японией в железнодорожном отношении: три поезда в сутки не такая сила, чтобы можно было своевременно собрать армию в 300 тыс. человек и, главное, питать её: надо выиграть [209] время, 2) трудно представить, чем окончится и как разовьётся начавшаяся на востоке война. Быть может, война охватит все границы.
Государь по вопросу о Южной Маньчжурии высказал, что там у нас есть интересы в таможне в Инкоу, что мы можем четвёртую часть расходов перечислить в Русско-китайский банк, что надо взять движение по Ляохе в свои руки.
Говорил и Абаза, в общем, следующее.
Он тоже исходит из желания, чтобы войны не было. Протекторат Японии над Кореею нам не вредит. Если же мы уступим и дадим Японии то, что она требует, то японцы снова предъявят новые требования. Лучше последовать совету Алексеева и прервать переговоры. Стремление Японии в Корею есть «остаток феодальных течений». Он твёрдо убеждён, что войны с Японией не будет, ибо Россия не желает войны, а Япония её боится.
Япония перевернула картину. Чем дольше будут продолжаться переговоры, тем опасность большая. Японцы могут дойти до дерзких требований, и тогда война станет неизбежна. Его мнение: японское правительство будет вынуждено дать выход страстям народа и занять Корею. Занятие Кореи без нашего разрешения даже выгодно нам. Это будет пиявка. Озлобит Японию. Европейские державы не признают законности действий Японии. Японцы дурно Кореею воспользуются. Они — мелкие торгаши, но не крупные купцы. Скоро будут заискивать у нас, ибо будут окружены с трёх сторон. Как только Япония перейдёт на материк, крепость её исчезнет. Наместник лучше может судить. Он ощущает пульс. Нам надо протестовать, но не мешать японцам занять Корею.
Я заявил, что одного протеста мало. Абаза говорил, что надо скорее ещё усилить войска в Маньчжурии — это лучше войны.
Ламздорф говорил, что по Маньчжурии мы никогда не пришли к окончательному результату. Государь ответил: «Да». Ламздорф говорил, что бессрочная оккупация Маньчжурии приведёт к присоединению её. [210]
Я указал на неизбежность и выгодность при данной обстановке присоединить Северную Маньчжурию. Государь возразил, что управление населением надо оставить в руках китайцев.
Государь решил: надо продолжать переговоры. Поставить вопрос: «Не следует ли вызвать Алексеева? Это успокоит всех». Закончил решением: «если можно, продолжать переговоры со включением и Маньчжурии».
К этой тетради приложил конспект своей речи. Ламздорф очень хвалил её Витте.
20 декабря
Сегодня пришло известие о смерти графа Мусина-Пушкина. Государь говорил об этом без большого огорчения, так как был приготовлен. Назвал преемником ему барона Каульбарса.
В книжке № 23 записаны слова государя об Японии. Он не тревожится тем, что японцы влезут в Корею. Согласен с мнением Алексеева, чтобы они сделали это без нашего разрешения. Тогда этот «нарыв», который всех тревожит, наконец, разразится. Государь всё ещё надеется, что войны не будет. Я докладывал подробно соображения адм. Алексеева о сосредоточении наших сил на Дальнем Востоке на случай войны. Много оптимизма после прежнего пессимизма. Надеется, что флот наш не может быть разбит. Я докладывал, что положение дел на Дальнем Востоке стало так тревожно, что требуются новые усиления войск. Представил доклады: 1) о скорейшем сформировании 9-й стрелковой бригады; 2) об укомплектовании до 84-рядного состава полков 31-й и 35-й дивизий, находящихся на Дальнем Востоке. Придётся послать 6000—11000 укомплектований с ружьями и теплою одеждою. Придётся покупать лошадей; 3) значительно усилить наши артиллерийские средства: послать три батареи для 9-й стрелковой бригады; три батареи, дабы увеличить число скорострельных батарей до 21, т. е. по три батареи в стрелковой бригаде; одну батарею резервную, разворачиваемую в четыре батареи. Парки. Всего будет по три орудия на батальон, а у японцев приходится 4½ орудия на батальон. [211]
Государь всё это одобрил. Затем я его предупредил, что уже сделал распоряжение, дабы составляли расчёт сформировать при каждом полку третьи батальоны. Это прибавит ещё 32 батальона. Тогда придётся прибавить и по четвёртой батарее к каждому дивизиону. Государь сказал, что это дешёвейший способ усилить войска на Дальнем Востоке; что если бы я не доложил ему о необходимости новых усилений, то ему пришлось бы самому напомнить мне о необходимости сего.
23 декабря
Сегодня докладывал государю о невозможности изъять войска Дальнего Востока из ведения Военного министерства. Сочинили там удивительный проект.
Говорили, что дела законодательные и дела денежные, сметные должны во всяком случае доходить до Петербурга и проходить через главные управления и Военный совет. Что они не могут на Дальнем Востоке иметь свою смету. Что иначе им придётся создать массу учреждений. Государь ответил мне, что он надеется, что со временем Дальний Восток будет жить на доходы Дальнего же Востока. Такую мысль внушили государю. Это всё те же фантазии с 10 млн. доходов по лесному делу на Ялу.
Сегодня же я разбирал в общих чертах присланный адм. Алексеевым проект устройства военного управления на Дальнем Востоке. Государь был видимо удивлён требованиями.
Действительно, и ныне Дальний Восток стоит непомерно дорого, а Алексеев (Флуг, Волков И компания) хотят взвинтить это дело до абсурда. Так, над двумя корпусами войск в настоящее время мы имеем: Приамурский округ, который стоит 510 000 р.; Квантунскую область, которая стоит 260 000. Они хотят Квантунскую область развить в Квантунский военный округ, который будет стоить тоже 510 000 р. и, кроме того, штаб наместника будет стоить 412 000. Всего требуют 81 генерала, из коих строевых только 23. По одному генералу будет на каждый батальон. Государь высказал мысль, что, быть может, Алексееву можно будет скоро [212] приехать в Петербург, и тогда многие недоразумения рассеются.
28 декабря
Приехал сейчас от Витте. Всё его волнует вопрос: вспоминает ли его государь. Очень огорчён резолюциею государя по крестьянскому делу, по которой в указе предположено объявить, что государь признаёт сословность, общину и неотчуждаемость крестьянской земли — вопросами, им решёнными и не подлежащими обсуждению в губернских комиссиях или комитетах. Государь также пометил, чтобы представители от земства в эти комиссии не выбирались земством, а назначались губернаторами. Витте очень недоволен ходом переговоров по германскому торговому договору. Германцы предъявляют тяжкие требования. Витте имел большой доклад по сему вопросу у государя, но, по-видимому, не остался удовлетворённым. Просил государя письмом уволить его от этой работы.
О делах Дальнего Востока продолжает надеяться на мирное улаживание дела с японцами, но ценою больших уступок с нашей стороны. Мы «подожмём хвост и отступим», говорил Витте. По его словам, предложения японцев в августе были вполне приемлемы, за исключением одного пункта. Он так и написал государю, но Его Величество нашёл, что подобные требования составляют «нахальство» со стороны японцев. Теперь мы уже согласились на гораздо большие уступки и согласились ещё на новые. Войны не будет, но престиж государя будет потрясён. Государственные люди Европы увидят в нашем отступлении урок для себя и начнут щипать Россию. Впрочем, прибавил Витте, по последним сведениям, представители «чёрного комитета»: Безобразов, Вонлярлярский, Вогак переменили тон. До последнего времени они всё твердили, что войны не будет и не может быть. Теперь галдят, что так идти далее нельзя, что из нас «тянут жилы», что лучше идти на войну. Вогак подал какую-то записку государю.
Рассказал мне также Витте, что Безобразова дважды забаллотировали в новом клубе, и всё же комитет: Абаза, [213] Юсупов и кто-то третий — повезли билет Безобразову. Многие возмутились этим поступком и грозят выйти из клуба. Граф Пален вернул свой билет, сказав, что он не хочет быть членом в клубе, где есть место Безобразову. Высказал мнение, что считает Безобразова преступным за то, что он тянет Россию в войну против мнения министров, и особенно противно с мнением военного министра Куропаткина. Кстати, Витте сказал, что старый граф Пален часто вспоминает с большим уважением моего покойного отца, с которым служил, когда во Пскове был губернатором. Витте, когда говорил о войне и о неизбежности больших финансовых операций, чтобы достать деньги, сказал мне, чтобы я доложил государю о необходимости возвратить его, Витте, к должности министра финансов на время войны. Можно даже оставить в должности председателя Комитета министров. А то всё равно, по словам Витте, кто бы ни управлял финансами, все же будут приходить к нему и руководствоваться его указаниями. Жажда власти по-прежнему мучит Сергея Юльевича, но тут он прав: в случае войны надо постараться поставить его во главе финансового ведомства, иначе мы запутаемся.
Сегодня похоронили графа Мусина-Пушкина в церкви Кавалергардского полка. Пышно и церемонно. Был государь и царская семья, но тёплого сожаления не встретил.
31 декабря 1903 г.
Вчера был важный доклад у государя. Его Величество одобрил мой проект ответа адм. Алексееву, просившему при высадке японцев в Корею (вторым эшелоном) мобилизовать наместничество и Сибирский военный округ или мобилизовать и прислать на Восток 10-й и 13-й армейские корпуса. Просил разрешения выставить отряд на Ялу, объявить крепости Порт-Артур и Владивосток на военном положении. Подробно всё записано в книжке записной № 24 вчерашнего же числа. В общих чертах государь одобрил объявление крепостей на военном положении, лишь подготовление к мобилизации и к выставлению отряда на Ялу и одобрил ассигнование [214] 3 млн р. на вызываемые чрезвычайными обстоятельствами расходы по заготовлению разных запасов, формированию транспортов, разработке дорог, устройству укреплений и увеличению готовности войск наместничества.
Государь лично вписал, чтобы отряд на Ялу не посылался, а только «подготовился».
Вчера же государь передал мой доклад по письму Абазы о том, чтобы наместник по всем без исключения делам сносился с государем и Абазой. Государь согласно с моим мнением приказал, впредь до выработки нового положения о военном положении наместничества, сохранить установленный ныне порядок сношений. В особенности я указывал государю, что без изменения ст. 12 к. 1 св. в. пост. (по которой только военный министр является докладчиком перед государем по делам военного ведомства) удар шайке «чёрного кабинета» большой.
Когда я был вчера у Авелана, то он, по поводу распоряжения, дабы наместник сносился только с государем и Абазою, рассказал следующее:
Ему Абаза так передавал происхождение этого странного распоряжения: будто бы Алексеев жаловался государю, что ему министры иногда не то пишут, что он получает из комитета по Дальнему Востоку. Дабы избежать разноречия в действиях, государь и поручил Абазе составить проект распоряжения. Абаза составил проект депеши от государя к Алексееву, который Его Величество лично изменил и пополнил. Когда Авелан спросил Абазу: значит ли, что отныне, например, полученное им только что требование от Алексеева сменить трёх командиров судов и прислать двух адмиралов должно докладываться государю Абазою, этот последний ответил: «Да, мною». Авелан усомнился, справится ли он. Абаза ответил: будет трудно, но справится.
Дорогой, вчера, Ламздорф высказал мнение, что передавать наши распри с Японией в Гаагу не следует. Трактаты против нас. Указывал, что Алексеев лично согласился с предложением японцев не вести демаркационную черту по Корее по 39-й параллели, а установить нейтральную зону по [215] обе стороны корейской границы на 50 вёрст. Я не признавал эту зону выгодною нам.
Ехавший в поезде Гессе порадовался, что государь отнёсся спокойно к новым воинственным попыткам Алексеева и осадил Абазу, но высказал сомнение: надолго ли хватит у государя твёрдости держаться этого направления и не изменит ли он своё мнение.
3 января 1904 г.
Не помню, записал ли я, что в последнее свидание с Витте он говорил мне, что в случае войны надо, чтобы его назначили министром финансов, с оставлением в должности председателя Комитета министров.
1 января в Зимнем дворце контр-адм. Рожественский, мало мне знакомый, занимающий должность начальника Морского штаба, очень бранил адм. Алексеева; называл его совершенно фальшивым человеком, у которого личное самолюбие выше дела и всегда на первом месте. Он же критиковал морские порядки в Порт-Артуре. Указывал, что суда мало практикуются в маневрировании, дабы не износить котлов, что котлы плохи кое-где, что ремонт неудовлетворителен, снарядов недостаточно. Что главный командир эскадры, адм. Старк, тупой чухонец, совершенно не подходящий к роли руководителя таким большим флотом. Что над ним смеются даже иностранцы.
Вчера вечером я получил от графа Ламздорфа депешу Розена с ответом Японии на наши предложения и записку Ламздорфа, поданную им государю по поводу сего ответа. Утром я написал Ламздорфу письмо, в котором изложил своё мнение, что необходимо настаивать, чтобы японцы не могли пользоваться корейскою территориею севернее 39-й параллели для стратегических целей, что из соглашения по маньчжурским делам надо исключить требование, что мы обязываемся уважать территориальную неприкосновенность Маньчжурии. Я порадовался согласию Японии признать, что Маньчжурия находится вне сферы её влияния. Россия должна признать то же относительно Кореи. Всё это записано в книжке № 24. Успел по этому вопросу сделать государю доклад. Приказал написать графу Ламздорфу. Государь назвал [216] «дерзким» требование Японии, чтобы мы обязались уважать территориальные права Китая в Маньчжурии. Относительно Кореи государь идёт легко на уступки. Относительно Маньчжурии тоже пришлось сделать большую уступку, признав договорные права в Мукдене и других портах Японии и других держав.
Государь говорил о стратегических расчётах деятелей Дальнего Востока с недоверием. Встретил довольно сочувственно моё заявление, что «в случае войны нельзя во главе нашей армии, собираемой в Маньчжурии, поставить адмирала». Государь вспомнил на моё замечание, что уже были опыты постановки во главу сухопутных армий, что это были «опыты неудачные».
Одобрил мои предположения по подготовке театра войны в Маньчжурии.
Докладывал о посылке калмыка, подъесаула Уланова, в Тибет разузнать, что там делается, и особенно, что там делают англичане. Государь соизволил, чтобы это была частная поездка на свой страх и риск. Приказал посоветовать Уланову «разжечь там тибетцев против англичан». О таковом приказаний государь сказал, чтобы я не говорил Ламздорфу.
4 января
Вчера Витте делал мне следующую характеристику В. К. Плеве: великий человек на малые дела; глупый человек на дела государственные. Неоткуда явиться у него достаточному кругозору. Прошлое к тому не подготовляло. Домашнего воспитания не получил, в семейной жизни ничего не нашёл. 20 лет был прокурором и упражнялся в красноречии без внутреннего убеждения в справедливости им произносимого; 20 следующих лет ведал делами полиции и полицейским сыщничеством на политической подкладке. Всё, что имеет, добился своим трудом. Огромная, почти невероятная выдержка; исключительное умение владеть собой; никто не знает, что он думает; личное мужество. Низкопоклонство сверху. Политика с государем — одно поддакивание. [217] Отсюда ряд неудачных назначений. Там, где сам выбирает, — люди дельные и ему нужные, но хамы.
7 января
Адм. Абаза сделал новую попытку мешаться в дело, которое не понимает. Прислал мне письмо с извещением, что 5 января государю императору благоугодно было «предоставить» адм. Алексееву сноситься по делам военным «общего и принципиального характера» с ним, Абазою. Опять пойдёт путаница.
Японские дела по-прежнему тревожат всех. Несомненно, что Америка и Англия выступили против России. Кассини телеграфирует, что по американо-китайскому торговому трактату состоялся 31 декабря обмен ратификациями и уже внесены на утверждение Сената штаты консульств в Мукдене, Андунге и Татунго (последние два близ устья Ялу и на Нижнем Ялу).
Граф Бенкендорф депешей от 2 января доносит, что англичане не довольствуются сделанным нами заявлением об уважении договорных прав держав по заключённым ими относительно Маньчжурии трактатам с Китаем. Они спрашивают, что мы хотим и в будущем делать с Маньчжурией. «Lansdowne a ajoute que les conditions futures peuvent être modifiées à drivers: occupation, protektorat, annexion».
Бенкендорф уклонился от ответа.
Адм. Алексеев телеграфировал 3 января государю императору, что, по его мнению, ответные предложения ещё более притязательны, чем прежние. Продолжение переговоров может повести только к более вероятному разрыву. Поэтому Алексеев снова настаивает на необходимости ранее ответа Японии всесторонне обсудить корейский вопрос в связи с общим положением дел на Дальнем Востоке.
Сегодня государь прислал мне депешу адм. Алексеева, в которой он снова настаивает на высылке к Ялу отряда из 3-й Восточно-Сибирской стрелковой и казачьей бригады.
13 января
Вчера имел совещание с графом Ламздорфом по поводу [218] ответа Японии на её последние требования. Ламздорф полагает, что по отношению к Корее ему легче, как он говорил то и ранее, настоять, чтобы Япония не занимала со стратегическими целями никаких пунктов во всей Корее. Относительно Маньчжурии он надеется какою-либо общею фразою избавиться от требования Японии, дабы мы обязались уважать территориальную неприкосновенность Китая в Маньчжурии. Обсуждали запрос наместнику по поставленному им же вопросу о том, чтобы наш ответ Японии был соображён «в связи с общим политическим положением дел на Дальнем Востоке». Я настоял, чтобы Алексееву был проектирован и запрос о том, что, он полагает, должны мы делать и в Маньчжурии, если японцы займут Корею. Я написал Ламздорфу следующий проект запроса:
«Если японцы займут Корею, то этим существенно изменится наше, по отношению к Японии и Китаю, положение в Маньчжурии. Можем ли мы и после занятия Японией Кореи, при решении маньчжурского вопроса, руководствоваться предположенными ранее условиями соглашения с Китаем, или вы предвидите необходимость значительного изменения наших требований и какие именно?»
Государь сегодня утвердил этот проект, и депеша Алексееву послана. Государь говорил со мной по делам Дальнего Востока. Главное записал в Царском же Селе в книжке № 24.
Несомненно, что государь продолжает верить в мирный исход конфликта и продолжает быть настроенным миролюбиво. Но несомненно и то, что в нём всё растёт и растёт вообще враждебное чувство к Японии. Он скрывает от всех нас с удивительным самообладанием. Растёт неприязнь и к Англии. Он радуется возможности, что англичане будут побиты в Тибете. Я разочаровывал его на этот счёт и говорил, что, если посланные с Юнгенебендом три батальона будут побиты, в чём я сомневаюсь, англичане пошлют 10, но настоят на своём, что тибетцы — не буры и драться не умеют. Государь говорил про природу и трудности движения, про падёж обоза. Я уговаривал также государя завтра при приёме подъесаула (калмыка) Уланова, посылаемого нами в Тибет на разведку о положении дел, быть осторожным в словах. Указывал, [219] что надо помнить пример посольства Столетова в 1878 г. в Кабул к Шер-али-хану. Столетов наобещал Шер-али-хану помощи русских в борьбе с англичанами. Шер-али поверил, начал борьбу с англичанами. Мы, конечно, никакой помощи не дали, чтобы не вызывать европейской войны, и в результате Шер-али пал, англичане заняли Кабул и Кандагар, и 25 лет афганцы не могут забыть этого шага с нашей стороны.
Государь утвердил сегодня, чтобы войска и управления Дальнего Востока оставались в ведении Военного министерства и чтобы присланный наместником проект нового устройства военного управления был рассмотрен по докладу по Главному штабу Военным советом.
15 января
Сейчас возвратился с совещания, бывшего под председательством Великого князя Алексея Александровича по составлению ответа на контрпредложения Японии. Участвовали Ламздорф, я, Авелан, Абаза. Продолжалось 2½ часа.
Заседание открыл Алексей Александрович. Говорит между прочим, «что дальше с нашими уступками идти некуда». Указывал на «громадное миролюбие России».
Надо определить зону в Корее, где они (японцы) могут укрепляться. Если во всей Корее, то тогда и Порт-Артур теряет своё значение.
Граф Ламздорф первый говорил, что лучше от зоны (ст. 6) отказаться, но настаивать на сохранении всей 5-й статьи, дабы японцы во всей Корее не имели права занимать какой-либо пункт со стратегической целью.
Абаза говорил, что ещё 12 июня прошлого года государем было предназначено решение по сему вопросу. Он, Абаза, подавал записку. Писал почти со слов государя. Границы японского преобладания определить по водораздельным линиям бассейнов рек Тумень-улу и Ялу. Хребтовая линия, определяющая эти бассейны, и должна стать линиею, разграничивающею сферы влияния России и Японии. У нас останется заслон. Важно решить и по береговой линии, все ли линии не допускать укреплять или только проливы. Стратегические [220] сооружения вне зоны нашего влияния надо бы допустить или не допускать на побережье. «Дерзость и нахальство» японцев исчезнут. Можно также редактировать так, что укрепления береговой линии могут возводиться только по соглашению с Россией.
Позже Абаза говорил, что экономическое водворение японцев в Корее поведёт и к военному занятию Кореи японцами. Государь ещё 6 лет тому назад не хотел допускать японцев в Северную Корею, желая, чтобы там был «заслон». Последняя уступка Абазы «пустить их до заслона».
Авелан говорил за сохранение зоны по 39-й параллели, иначе Порт-Артуру трудно! Говорил неопределённо; дела не знает. Говорил и о последующем соглашении, чтобы русскому флоту выговорить в Корее Мозампо.
Я докладывал, что предложение Абазы, как совершенно новое, трудно приемлемо. Что идея понятна, но при отсутствии у нас теперь хороших карт нам теперь наметить линию водораздела очень трудно, а верно наметить — невозможно.
Я указал, что 6-я статья о 39-й параллели находится в противоречии с 3-й и 4-й статьями, что как она нам ни выгодна, но принять её японцы не могут, ибо, принимая её, следовало бы переделать весь договор и в сущности прийти к разделу Кореи на две части. Запрещение вводить в нейтральную зону войска поведёт к анархии в этой местности, а в то же время будет противоречить 3-й статье, которая даёт японцам право принимать меры к защите своих интересов во всей Корее, и противоречить статье 4, по которой японцы имеют право вводить войска во всю Корею для поддержания порядка или в случае волнений. Статья 5 в нашей прибавке также может вызывать большие затруднения при принятии её. Прежде всего трудно разграничить, какие именно пункты будет Япония занимать со стратегическими целями, какие — без этих целей. Второе — это то, что Япония в южной части Кореи без занятия стратегической важности пунктов обойтись не может. В-третьих, мы статьёю 8 уже разрешаем Японии вести железную дорогу от Сеула до Ялу (у Виджу). Это есть наибольшее из всех предприятий, имеющих стратегический характер. Но всё же в северной части Маньчжурии, если [221] мы значение статьи 5 ограничим 39-й параллелью, мы можем наблюдать, чтобы японцы не заводили укреплённых пунктов, особенно вблизи нашей государственной границы по Тумень-улу. Но если граф Ламздорф берётся провести всю статью 5 легче, чем проектированное ограничение мною 39-й параллелью, то я согласен примкнуть к его мнению. Я сомневаюсь только в согласии японцев на наше требование относительно Южной Маньчжурии.
Ввиду горячих споров я предложил представить государю два проекта ответа. Один, составленный и прочитанный нам графом Ламздорфом, где мы отказываемся от статьи 6, но сохраняем 5-ю. Другой, редактированный мною, будет заключать себе, примерно, следующее: 5-ю статью относительно стратегических пунктов мы будем редактировать так, что японцы и мы не будем иметь право вооружать какие-либо укрепления на побережье и гарантировать свободу сообщения по проливам. Но эта статья позволит японцам занимать со стратегической целью пункты внутри Кореи южнее 39-й параллели. Статья 6 будет редактирована так, что 39-я параллель отделит нейтральную зону, в которую японцы будут иметь право вводить для поддержания внутреннего спокойствия свои войска только по соглашению с Россией. Абаза предложил редактировать и третий случай, если государь, вместо 39-й параллели, примет мнение Абазы о водораздельной линии бассейнов Ялу и Тумень-улу. Гартунг записал все наши суждения и должен завтра прислать нам проект заключения совещания.
Я говорил, между прочим, что если война неизбежна, то нам надо оттянуть её на 1 год 4 месяца (окончание Круго-Байкальской железной дороги и усиление Восточно-Китайской дороги). Если же этого нельзя, то хотя бы на 4 месяца, пока мне удастся послать все подкрепления.
Ламздорф торопит с ответом, говоря, что дорог каждый час.
Относительно Маньчжурии я твёрдо ставил необходимость не соглашаться с предложением Японии, дабы мы обязались уважать территориальные права Китая в Маньчжурии. [222] Я говорил, что если бы мы такую статью дали, то скоро вынуждены были бы её нарушить.
Граф Ламздорф обещался и не допустить обсуждение этой статьи, выработав по Маньчжурии такую редакцию, в которой о территориальных правах Китая в Маньчжурии ничего не говорилось бы.
Всё это меня не успокаивает.
20 января
Вчера на большом балу в Зимнем дворце граф Ламздорф говорил мне, что у него был японский посол Курино и умолял поспешить ответом на последние предложения Японии. Он говорил, что настроение в Японии дошло до такой степени возбуждения, что дорог каждый час. Просил ради возможности сохранить мир умерить наши требования, написать ответ в приемлемом для Японии смысле. Ламздорф ответил, что наше миролюбие Японии известно, что и Японии надо знать, что есть предел и этому миролюбию. Поэтому-то от Японии будет зависеть умерить свои требования. Согласились обменяться письмами, как Курино и Ламздорф, но не как министры своих правительств.
Там же на балу долго со мной говорил Витте.
У него всё на уме возврат к власти. Он рисовал в мрачном виде финансовое положение России ввиду предстоящих событий. Что рента упала до 98, что у нас финансового плана на случай войны не выработано. Что не думают: как надо поступить? Следует ли задержать золото? Какие произвести финансовые операции? Для него, Витте, важно выяснить: должны ли мы готовиться к войне только с Японией или после войны с Японией нам надо ждать войны европейской. Меры должны быть особые в том и в другом случаях. Говорил, что его надо с объявлением войны призвать к власти. Иначе не справятся и испортят только то, что им сделано.
Спрашивал меня, когда я отправляюсь на Дальний Восток. Говорил, что он, Витте, лучше Алексеева справился бы с задачею командовать сухопутными силами. Говорил, что общественное мнение может вынудить на назначение меня командовать армиею на Дальнем Востоке. [223]
Сегодня перед моим докладом у государя вышел от Его Величества Абаза. Когда я спросил его о новостях с Дальнего Востока, он с обычным важным видом ответил, что совершенно не понимает, почему волнуются мыслью о «какой-то» войне с Япониеи. По его мнению, такая война совершенно невозможна. Самое большее, если японцы «заберутся» в Корею. Он же хвастал, что ему удалось направить общественное мнение американцев в пользу России. Что поворот уже начался, что теперь американцы основали своё «бюро прессы» в Петербурге не без участия его, Абазы. Разговор этот, кажется, слышал дежурный флигель-адъютант граф Шереметев.
Государь доволен вчерашним балом. Рад, что государыня могла показаться публике. «А то, — прибавил государь, — бог знает что про неё рассказывали».
21 января
Вчера поздно вечером граф Ламздорф прислал мне проект ответной ноты японскому правительству, предварительно одобренный государем, но по которому требовалось и моё заключение. 6-я статья о нейтральной зоне исключается. Статья 5 о том, чтобы никакая часть корейской территории не занималась со стратегическими целями, отстаивается. По маньчжурскому вопросу указывается на уважение прав Японии, приобретённых по договорам с Китаем наравне с другими державами, но вместе с тем требуется признание Японией, что Маньчжурия с её побережьем стоит вне сферы её интересов. Я ответил, что не имею замечаний.
25 января
Вчера государь выразил первый раз тревогу по поводу возможной войны с Японией. Вместо обычной уверенности, что войны не будет, с некоторым раздражением сказал мне: «Надо скорее выяснить вопрос о войне, воевать так воевать; мир так мир, а эта неизвестность становится томительною».
Предоставил по моему докладу наместнику объявить мобилизацию и другие меры. [224]
Вечером (в 12 часов ночи) получил письмо Ламздорфа с извещением, что им получена нота японского посланника о том, что ему приказано со всею миссиею покинуть Петербург. Государь приказал отозвать и нашу миссию из Токио.
Сегодня Ламздорф приложенным к сему тому письмом извещал меня и подтвердил при моём свидании словесно, что отозвание посольств не означает ещё, что война неизбежна. Опасается, чтобы, как он пишет, наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись внезапно каким-нибудь инцидентом и не вызвали войну.
Князь Оболенский, с которым я также виделся сегодня, смотрит на дело мрачнее и высказывает мнение, что отозвание посольства есть тревожный признак. Ламздорф и Оболенский полагают, что война может начаться без торжественного объявления её.
Сейчас получил от государя записку следующего содержания: «Завтра, 26 января, у меня соберётся совещание в 11½ ч. по вопросу относительно того, следует ли нам разрешить высадку японцев в Корее или принудить их силою к отказу от замысла. Прошу Вас приехать к этому часу.
Николай».
Повидал вчера же Авелана. Считает, что силы наши достаточны, чтобы атаковать японский флот. Броненосных кораблей у них столько же, но есть и старого типа. Крейсеров малых больше, но малые плохи и будут привязаны к берегам. Минный флот у них сильный. Мы технически и по составу сильнее, но Авелан выразил сомнение в способности адмирала Старка вести самостоятельно такую огромную морскую операцию. Говорил, что Старк исполнителен и знает дело, но лишён инициативы, что хорошо, если бы Алексеев сам повёл флот. На мой вопрос, почему же, имея таких адмиралов, как Скрыдлов, Бирилёв, Рожественский, Макаров, Дубасов, вверяют почти весь наш флот неспособному Старку, Авелан сказал, что личный состав флота определяет сам Алексеев, что он просил Бирилёва, но Бирилёв отказался [225] из-за характера Алексеева. «По долгу присяги, — говорил он, — заверяю, что через два месяца я вынужден буду уехать». По тем же причинам не могут ехать Рожественский и Дубасов.
Авелан считает, что Алексеев может препятствовать высадке на всём западном побережье и даже противиться несколько высадке в Фузане. Что три крейсера из Владивостока могут при высадке у Фузана принять участие в бою.
Видел вечером и Рожественского. Считает, что наш флот может атаковать японский флот, противясь десанту только на западном берегу Кореи, и то с высоты Чемульпо. Что и у Чемульпо неудобная местность (много закрытий для нечаянной атаки) для большого морского боя. Не хвалит Старка. Жалуется, что Вирениус идёт слишком медленно со своей эскадрою. Выдумывает предлоги для замедления хода. Собирался возвратиться обратно. Он, Рожественский, с радостью принял бы эту эскадру.
26 января
Сейчас возвратился с заседания у государя по его записке ко мне от вчерашнего числа. Участвовали в совещании: Великий князь Алексей Александрович и Авелан. Были приглашены Ламздорф и я. Абаза был за делопроизводителя. Ничего не говорил, но ему поручено было составить (на основании суждений совещания) о решении государя депешу ген.-адм. Алексееву.
Государь обратился прежде всего ко мне. Я изложил возможно кратко мнение местного начальства о совместном действии флота и сухопутных сил, если Япония вздумает объявить нам войну. В сентябре (октябре), когда составляли план стратегического развёртывания наших сил в Южной Маньчжурии, Алексеев принимал, что флот наш не может потерпеть поражение и поэтому высадка японцев невозможна севернее Чемульпо на западном берегу Кореи. При этом мы могли ожидать подхода японцев к линии Восточно-Китайской железной дороги в Южной Маньчжурии только [226] на третий месяц. Этого на месте казалось достаточно, чтобы организовать отпор.
Но уже депешею от 20 сентября (№ 75) Алексеев сообщал содержание своей депеши, в которой просил разрешения оказать противодействие открытою силою высадке в Чемульпо, Цинампо или в устье Ялу. Ныне ввиду непрерывной деятельности японцев 21 января Алексеев вновь повторял свою просьбу о разрешении ему решительных действий наших морских сил в тех же пределах. В сухопутном отношении и я признал, что теоретически эти действия очень необходимы, ибо в противном случае японцы слишком быстро дойдут до Ялу и могут вторгнуться в Маньчжурию до нашей готовности их встретить. Доложил расстояние от Фузана до Чемульпо, до Пхеньяна, до Ялу, от Гёнсана до Пхеньяна. Показал важность, дабы высадка совершилась южнее. Затем я в кратких словах очертил, как осторожно действовали японцы 10 лет назад с китайцами в Корее, как высадку в Ялу предприняли, лишь разбив китайский флот 17 сентября. Ранее высадили в Цинальто и в Гёнсане лишь по бригаде, чтобы атаковать Пхеньян. Будут осторожны и теперь. У них должны быть два плана. Один — занять Корею и по возможности избежать с нами войны, другой — объявить нам войну и, не ограничиваясь Кореею, перенести войну в Маньчжурию. В первом случае будет невыгодно, если мы сами откроем военные действия и этим ввяжемся в войну из-за Кореи, чего государь не хотел. Во втором случае надо принять все меры, дабы использовать наши морские средства. Помешать десанту на восточном берегу у Гёнсана мы не можем. Не надо и мешать. Выгоды большие. Вероятно, там сделают высадку. Оттуда до Пхеньяна 130 вёрст. Выгадают много. В Фузане трудно мешать. Не уверен, могут ли наши моряки помешать высадке в Чемульпо. Очень удобная местность для обороны, очень неудобная для атаки: много случаев действовать миноносцами. Это дело моряков. Но надо во что бы то ни стало помешать высадке севернее Чемульпо.
Прочёл письмо Сахарова ко мне, в общих выражениях то же. [227]
Государь открыл заседание краткой речью, в которой высказал, что он желает знать наше вполне откровенное мнение, какого образа действий надо нам держаться. Воспретить ли нам силою высадку японцев в Корею, и если воспретить, то в каком районе? Так ли, как я давал ранее указание наместнику, чтобы он смотрел сквозь пальцы, если японцы высадятся к югу, начиная от Чемульпо, или иначе. Не следует ли решиться атаковать севернее Чемульпо?
Граф Ламздорф говорил после меня. Указал, что он согласен с выраженным мною мнением (выше не записанным), что если только есть какая-либо возможность избежать войны, то этим надо воспользоваться. Действительно, японцы поступили опрометчиво. Они нам дали большой шанс, так резко прервав сообщения. Против них становится Европа и Америка. Он, Ламздорф, начинает получать в этом смысле депеши. Мы имеем право всего ожидать от японцев. Они должны иметь свой план. Вероятно, на этих днях они выкинут что-либо очень необычайное. Но всё же надо принять все меры, чтобы избежать войны, чтобы войну начали сами японцы.
Алексей Александрович говорил следующее: он согласен с моим мнением, что допускать десант севернее Чемульпо нельзя. Очевидно, японцы задаются целью не только захватить Корею, но имеют виды и на Маньчжурию. Говоря с морской точки зрения, он считает опасным разбрасываться. Это неосторожно. Поэтому нам помешать высадке на восточном берегу нельзя. Если пойдут на Сеул (Чемульпо), то нам можно выдержать. Государь перебил его словами: «От Чемульпо к югу — пускать». Алексей Александрович не думает, чтобы они пошли на морское сражение. Скорее будут высаживаться (это было сказано в возражение моему мнению, что японцы ранее высадки на нашем берегу должны атаковать наш флот). Если сделают высадку в Корейском заливе, то надо атаковать.
Ламздорф снова вставил слово о необходимости избежать войны. Государь ответил: «Разумеется». Но на слова Ламздорфа о посредничестве сказал с печалью: «Поздно», если захотят мирить нас. Японцы уже высказали мнение, что [228] они не примут посредничества. Они действовали теперь «глупым образом», закончил государь. Авелан сказал несколько слов о трудности противиться высадке на восточном берегу. Когда государь пробовал резюмировать, Абаза вмешался два раза неудачно. Первый раз предложил послать условную депешу, допускающую для наместника полную свободу действий. Второй раз на моё мнение, что желательно, чтобы Алексеев лично повёл эскадру, Абаза заметил, что у Алексеева было мнение о переезде к острову Цусима (в Корейском проливе), откуда он может руководить действиями флота. Я просил посылать депешу вполне определённую, согласованную и с ранее высказанным государем мнением и согласную с мнением генерал-адмирала, т. е. запретить Алексееву начинать военные действия южнее 38-й параллели. Предложили редакцию: «Если японцы сами не начнут военных действий флотом или десантом, Алексеев не должен допускать высадки японцев на западном берегу Кореи севернее 38-й параллели. Высадку в Южной Корее и в Чемульпо допускать. На восточном берегу допускать. Если войска японские будут продвигаться в Северную Корею, то это не считать за начало военных действий и их туда допускать».
Государь приказал телеграфировать категорично, к исполнению. Мнения наместника не запрашивать.
Государь в заключение выразил мнение, что если бы наш флот разбил японский, то этот урок, вероятно, прекратил бы возможность войны, ибо прекратил бы возможность высадки.
28 января
26-го в 10½ часов вечера на вечере у ген. Лобко Витте передал мне известие, полученное от коммерческого агента, что японцы напали неожиданно на наш флот в Порт-Артуре и утопили два броненосца и один крейсер. Поехал к Авелану. В полночь он ещё не знал ничего. Утром 27-го узнали, что нападение было, но не потоплены, а пробиты «Цесаревич», «Ретвизан» и крейсер «Паллада», лучшие суда. Впечатление [229] тяжёлое. Моряки говорили, что прозевали. Стояли без сетей. У «Цесаревича» их не было.
На докладе 27-го числа государь был бледен, но спокоен. Был и Сахаров. Докладывал по Юго-Западному фронту. Все мои предположения утверждены. После ухода Сахарова государь передавал мне подробности полученных им известий. Возмущался поведением японцев.
В 4 часа был выход во дворце по случаю начавшейся войны и благодарственное служение. После молебна, при проходе государя по залам, гремело «Ура!»
При докладе 27-го подал государю список лиц, кои могли бы командовать Маньчжурскою армией при подчинении Алексееву, ибо он будет иметь права главнокомандующего. В список поместил: Линевич, Сухотин, Сухомлинов, Сахаров, Бильдерлинг, Пузыревский, Каульбарс, Гродеков, Гриппенберг, Куропаткин.
Сегодня был снова с докладом у государя. Поднёс на подпись указ о мобилизации Сибирского военного округа и пяти уездов Казанского. Выставляют с наместничеством 110 000 человек.
Сегодня же государь подписал указ о предоставлении Алексееву прав главнокомандующего и согласился временно назначить Линевича командующим Маньчжурскою армией. Очень колеблется. Спрашивал, не годится ли Любовицкий. Ответил, что начал разваливаться.
Вчера получили сведения, что японцы бомбардировали Порт-Артур. Батареи и эскадра отвечали. Около часу длился огонь, и эскадра ушла. У нас четыре раненых судна, в том числе «Аскольд» и «Новик», которые были со мной в течение одного месяца в водах Дальнего Востока. У нас за два дня до 100 убитых и раненых. На батареях сухопутного ведомства, кажется, три убитых и 8 раненых. Повреждения незначительны. Кажется, наш флот нравственно несколько угнетён. Моряки в Петербурге неприлично ругают Алексеева и Старка.
Сегодня в 4 часа пополудни Скрыдлов по телефону взволнованным голосом передал мне, что он только что из дворца, где представлялся молодой государыне, стал перед [230] ней на колени и умолял назначить меня главнокомандующим сухопутными силами на Дальнем Востоке. Государыня ответила, что будет двоевластие. Скрыдлов ответил, в свою очередь, что Алексеев ничего не понимает и может испортить дело. Сейчас граф Сольский прислал мне письмо, в котором пишет, что по дошедшим до него сведениям я уезжаю на этих днях на Дальний Восток.
2 февраля
Третьего дня у меня обедал С. Ю. Витте. Очень возбуждён. Продолжает говорить о необходимости сменить адм. Алексеева. Бранил порядки на флоте. Рассказывал, что князь Мещерский был в пятницу у государя и на коленях умолял послать на Дальний Восток меня. Государь не соглашался заменить Алексеева. Витте рассказывал, что государь предлагал Мещерскому быть министром народного просвещения. Отказался. Указал на ген.-майора Шильдера, директора Псковского кадетского корпуса.
Вчера приезжал ко мне адъютант адм. Авелана. Критиковал действия флота в Порт-Артуре. Рассказывал, что в минуту атаки «Цесаревича» командир пировал на берегу по случаю своих именин. Говорил, что на флоте меры на случай войны принимались только до 25 декабря. Затем совершенно ослабели. Говорил, что моряки хотят теперь моего назначения. Макаров едет принимать эскадру. Рожественский не едет, ибо эскадра Вирениуса возвращается домой. Будут усиливать её. Из Порт-Артура отрывочные сведения о готовящихся вылазках. От разъездов казачьих узнают, есть или нет (суда?) неприятельского флота у берегов. Суетятся. 29-го взлетел на воздух «Енисей», натолкнувшись на свою мину. Погибло более 90 человек. Погибли в Чемульпо «Кореец» и «Варяг». Погибли доблестно. Ход «Корейца» был 13 узлов; «Варяга» — 23 узла.
7 февраля
Государь сегодня на докладе говорил мне, что из двух представленных ему указов на подпись один о назначении меня командующим армией с оставлением в звании военного [231] министра, другой — с назначением командующим Маньчжурской армией, он не знает, который подписать. Боится, что если через несколько месяцев он остановится в выборе на должность военного министра, то это будет как бы разжалование меня уже при командовании армией. Затем государь сказал мне: «Я хочу быть с вами, Алексей Николаевич, совсем откровенным. Помните наш разговор, кажется, в августе перед поездкой в Либаву. Вы тогда высказали мнение, что при назначении вас в Киев желательно дать вам титул главнокомандующего. Я теперь пришел к заключению, что так и надо сделать. Когда, уверен, со славою возвратитесь к нам с войны, я вас и назначу главнокомандующим войсками Киевского военного округа с подчинением вам войск, входяших в состав Юго-Западного фронта».
Затем относительно заместителя меня государь сказал, что он думает взять Лобко. «Вы так много сделали и так энергично по Военному министерству работали, что требуется, быть может, временно приостановиться и укрепиться в том, что мы сделали. Лобко для этого будет хорош». Относительно начальника Главного штаба Сахарова государь выразился, что он доволен им как начальником Главного штаба, но что в министры он не годится. Относительно Киева сказал, что Драгомиров просит на коленях не назначать в Киев Пузыревского. Просил уважить эту просьбу ради всей его, Драгомирова, службы.
Вернувшись домой, я отправил государю письмо, в котором просил назначить меня командующим армией без прибавления титула военного министра. Писал, что так будет удобнее для Алексеева и проще для государя. [232]
Приложение к № 19
- Ген.-л. Линевич 65 лет.
- —"— Сухомлинов 56 лет.
- Ген.-ад. Сахаров 56 лет.
- Ген.-лейт. Сухотин 57 лет.
- Ген. от инф. Бильдерлинг 58 л.
- —"— Каульбарс 60.
- —"— Пузыревский 59.
- —"— Гродеков 61.
- —"— Гриппенберг 66.
- Ген.-ад. Куропаткин 56.
- Вел. кн. Николай Николаевич {26}.
Этот список был представлен мною государю во вторник 27 января, как материал для избрания команд. Маньчжурской армией под начальством Алексеева.
19 30/1 04.
Куропаткин