• Главная
• > Книжная полка
• > Михайлов М. И. — Исторический очерк Свеаборга и бомбардирование его...

[237]

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК СВЕАБОРГА
и бомбардирование его англо-французским флотом
28, 29 и 30 июля 1855 года. {1}

Первоклассная крепость Свеаборг находится под 60° 8' 40" с. ш. и 25° 00' 15" в. д. по меридиану от Гринвича. Она расположена на скалистых островах, которые в древности имели общее название Варгшхерских. Восходя к баснословным временам Скандинавии, некоторые полагают, что эти острова служили притоном морских разбойников, называвшихся варгурами или варграми; другие же слово варгшхерский объясняют соединением слов: варг — волк и шхеры, т. е. волчьи шхеры; [238] наконец, иные утверждают, что должно говорить «вагшерский», а не «варгшхерский», производя первое название от финляндского «вагшер», означающего по-русски «волчью порезь». Не вдаваясь в археографическое исследование этого названия, скажем только, что в настоящее время оно вышло из употребления, и острова Свеаборга существуют под другими, совершенно отдельными названиями: Густавс-верд, Варг-эн, Стура-эстер-сварт-э, Лилла-эстер-сварт-э, Вестер-сварт-э и Лонгерн. Кроме того, к крепости причислены ныне острова: Скансланд, Кунгс-гольм и Сандгамн {2}. Природа будто нарочно раскинула эти острова для прикрытия лучшей во всей Финляндии гавани (ныне Гельсингфорсской). Шведское правительство, однако, долгое время не оценивало по достоинству выгод такого естественного расположения местности и оставляло без внимания эти природные удобства; только в 1650 г. шведский король Густав I (Ваза), желая улучшить тогдашнее состояние Финляндии, основал новый город при впадении небольшой речки Ванды в Финский залив, в семи верстах от нынешнего Гельсингфорса. Первоначальное название этого города, Гельсинг, взято было от имени одной из провинций Швеции, Гельсингландии, и уже впоследствии от водопада, образуемого Вандою при своём устье, прибавили к нему слово «форс» (водопад). Таким образом произошло название Гельсингфорс. По мере того, как новый город отстраивался и населялся, постепенно возрастала с увеличением числа его жителей и торговля его, деятельность которой встретила препятствия для своего более успешного развития в мелководьи гавани. Управлявший тогда Финляндией, в малолетство королевы Христины, генерал-губернатор Петр Браге понял этот важный недостаток и, содействуя общественной пользе, исходатайствовал у шведского правительства декрет о перенесении города на полуостров Эстнестский, на котором расположен теперь Гельсингфорс. Три года спустя желание заботливого губернатора увенчалось полным успехом: город переместился [239] окончательно и вместе с хорошею гаванью получил большие торговые выгоды. С тех пор торговля, перейдя из старого Гельсингфорса в новый, расширила круг своих действий, а первоначальный городок, упадая год от году, обратился наконец в небольшую деревню, сохранившую до сих пор название Старого Города. По плану 1696 года видно, что Гельсингфорс в то время занимал уже всю находящуюся под ним ныне местность.

План крепости Свеаборг. «Атлас крепостей Российской Империи», 1854 год.

Первые военные действия около Гельсингфорса открылись в начале мая 1713 г., когда Пётр Великий подошёл к городу с гребной флотилией. По приказанию царя, бригадир Чернышев должен был сделать высадку с западной стороны города и оттуда бомбардировать его. Вследствие того шведы укрепили Гельсингфорс батареями и ретраншаментом (то были первые фортификационные постройки около Гельсингфорса); потом, не имея возможности сопротивляться русским войскам, они зажгли город и отступили в Борго. Пётр отправился туда с гребной флотилией, сдал там начальство над войском генерал-адъютанту Апраксину и, отрядив контр-адмирала Боциса с 30 галерами к Гельсингфорсу, сам поспешно уехал в Петербург для скорейшего снаряжения всего корабельного флота. Апраксин укрепил Гельсингфорс и проходы в его гавани, из которой шведский флот выступил в Тверминд. 6 августа того же года Пётр снова прибыл к Гельсингфорсу и, приняв в звании генерал-аншефа командование армией, выступил 17 августа против шведского отряда, занявшего дефиле при деревне Кареле. Вытеснив шведов с этой позиции и не встречая нигде сопротивления, он быстро двинулся к Або, взял его и 8 сентября возвратился в Гельсингфорс; но через два дня государственные заботы снова отозвали его в Петербург. Апраксин, вторично оставшись главнокомандующим, своими искусными манёврами принудил шведов вступить в сражение и одержал над ними 6 октября при Тавастгусе блистательную победу. Следствием такого успеха было то, что шведы очистили всю южную Финляндию.

В царствование императрицы Елизаветы Петровны опять последовал разрыв между Россией и Швецией. Несмотря на неудачи свои в первую войну, Швеция не укрепляла ещё ни Гельсингфорса, ни Варгшхерских островов; подступ во внутрь [240] Финляндии не представлял никаких искусственных преград, и 17000 армия Левенгаупта, окружённая при Гельсингфорсе в 1741 году русскими войсками со всех сторон, т. е. как с суши, так и с моря, не имея возможности вступить в открытую борьбу с сильнейшим неприятелем и не находя средства к спасению, сдалась на капитуляцию, заключенную в Хоплинге 4 сентября 1742 года. В следующем году, в августе, подписан был абосский договор, по которому уступлена России Кюменгородская область с крепостями: Фридрихсгамом, Вильманстрандом и Нейшлотом. Лишившись этих крепостей, Швеция с ними вместе потеряла последнюю надёжную защиту для Финляндии в случае новой войны с Россией, и потому стала заботиться об ограждении оставшихся в её власти финляндских пределов. Передовым пунктом новых береговых укреплений избран был город Ловиза, пред которым вскоре же построили тогда небольшую крепость Свартгольм, состоявшую из каменной оборонительной казармы с двором внутри и из земляного фронта бастионного расположения. Главным же, запасным и сборным пунктом назначен был Гельсингфорс, и тут-то в первый раз шведское правительство обратило внимание на Варгшхерские острова. Первоначальный проект возведения Свеаборга был чрезвычайно обширен: кроме укреплений на шести перечисленных выше островах (первых шести), предполагалось ещё окружить самый Гельсингфорс двенадцатью бастионными фронтами с цитаделью и отдельными фортами, расположенными по сторонам города, на высотах Бробергета и Ульрикасборга, а также на командующих точках Кольфгольма и Скандсланда. Затем в 1746 г. приступлено было к вырубке леса на Варгшхерских островах, и заложена варгшхерская кастель (укрепление бастионного вида), переименованная после в Густавс-верд. По сторонам ворот этого укрепления, названных Королевскими, вделаны были мраморные доски с надписями на шведском языке, сохранившиеся до сих пор, как и само название ворот. Вот эти надписи:

[241]

Немного ниже.

Над воротами со стороны Варг-эна также вставлена доска со шведскою надписью следующего содержания:

«Сила, рвение и согласие Бьёрнеборгского и Тавастгусского полков воздвигли своему отечеству эту защиту и себе этот памятник».

Эти надписи важны тем, что по ним мы можем судить не только о времени заложения Свеаборга, но и о средствах, которыми воздвигалась эта твердыня. В то время, о котором мы говорим, в Швеции существовали две партии: Гаштар и Мёссор (шляпы и шапки), враждебные отношения которых до того беспокоили правительство, что оно почти не обращало внимания на сооружение новой крепости. Тем большая принадлежит честь инженеру Кюбленбеку, который выстроил неприступный Густавс-верд с помощью только двух армейских полков.

Шведский король Фридрих, находя первоначальный проект Свеаборга действительно огромным, приказал в 1750 году своему фельдмаршалу графу Эренсверду составить другой проект построения крепости, назначавшейся собственно для обороны Гельсингфорсского рейда, и, приступив к осуществлению этого нового проекта, наблюдать за произведством крепостных работ. Эренсверд сделал следующие предположения: Варг-эн назначил он центральным укреплением; Густавс-верду дана была оборона фарватера, идущего по восточную его сторону; Вестер-сварт-э и Лонгерн должны были действовать по проходам с западной стороны Варг-эна; Стура-эстер-сварть-э и Лилла-эстер-сварт-э, кроме поддерживания собою вышеозначенных островов, имели целью оборонять рейд. Прочие же проходы к рейду назначено было загрузить и по берегам их построить батареи. [242]

Когда этот проект был утверждён, Эренсверд с усердием принялся за исполнение его и, собственным примером поощряя подчинённых, заставлял их забывать те величайшие труды и лишения, с которыми было сопряжено построение Свеаборга. Недостаток в жилищах, пресной воде и часто даже в самой пище не мог остановить усердной деятельности солдат, и все они до последнего единодушно стремились к великой цели. В 1752 году начаты укрепления на острове Варг-эн; между тем, Эренсверд лишился вскоре одного из лучших своих сподвижников — неутомимого Кюбленбека. Он умер 25 октября 1753 года, оплакиваемый шведами; имя его увековечено в неприступном Густавс-верде. Там одна из теналей, по приказанию Эренсверда, названа была в память великого инженера «теналью Кюбленбека». На ней выбита надпись:

«Внешний верк Кюбленбек. В честь Кюбленбека, в труднейшие времена неутомимо содействовавшего мне при положении основания Свеаборга. Он умирает во время работы‚ и Провидение позволяет мне воздать ему благодарную память. Свеаборг, 25 октября 1753 года. Августин Эренсверд».

В том же году заложено семибастионное укрепление на Ульрикасборге {3}, а в 1756 году окончены главные верки на Варг-эне. Одновременно с этим устроен на Стура-эстер-Сварт-э порт для гребного флота с арсеналами, магазинами и мастерскими. Между портом и Варг-эном сделаны для починки судов всякого рода три дока, расположенные по одному направлению. Первый из них, смежный с проливом, разделяющим острова Вестер-сварт-э и Варг-эн, был устроен для кораблей. Вода из него, в случае надобности, выкачивалась посредством механизма, весьма похожего своим устройством на ветряную мельницу. Позади корабельного тянулся галерный док, отделённый от первого перемычкою; он осушался конно-отливною машиною, которая ныне в бездействии. Далее за галерным доком находился ещё небольшой док для починки мелких судов; с одной стороны в нём сложена была кирпичная стена с воротами, а с другой — сделан спускной шлюз. Недалеко от шлюза был выстроен магазин [243] для хранения такелажа и артиллерийских вещей с краном для поднятия мачт, а напротив него — набережная для склада якорей, так что суда в расстоянии менее одного кабельтова (100 саж.), снабжались всеми принадлежностями и, вышедши из дока, могли быть, в короткое время, приготовлены к выходу в море.

Вдоль всей восточной стороны доков возведена со дна моря небережная, на которой сложена каменная стенка, отделяющая доки от порта. Набережная эта, служащая вместе и плотиною, весьма замечательна по своей громадности и необыкновенной прочности. Она названа Тунберговою по имени её строителя. На ней со стороны доков видны две надписи:

Первая:

«Плотина Тунберга, возведена из бездны Дальским и Остготским пехотными полками».

Вторая:

«Без Тунберга Эренсверд не построил бы этой плотины».

С 1760 по 1763 год крепостные работы были остановлены по случаю отбытия Эренсверда в Померанию, куда его отозвали для командования шведской армией в войне против пруссаков. Опыт этой войны убедил его в необхоимости иметь для прибрежной армии мелководные суда, вооружённые орудиями большого калибра, и притом иметь эти суда таким образом, чтобы они не составляли ничего общего с корабельным флотом, потому что тактические действия кораблей и галер весьма различны. По предложению Эренсверда, галерная флотилия отделена была от корабельного флота и получила назначение следовать по прибрежью за сухопутными войсками, чтобы прикрывать и поддерживать их действия. Организованная таким образом, она получила название армейского флота и вошла в ведение Эренсверда. Желая дать судам её лучшую конструкцию, Эренсверд вызвал из Швеции опытнейшего корабельного мастера Чапмана (впоследствии вице-адмирала и известного военного писателя) и присутствовал сам при постройке геммам, шебек, яхт, канонерских лодок, йолов и других мелких судов. Даже чертежи для этих сооружений Эренсверд составлял большею частью сам. Первое судно, построенное [244] в Свеаборге, было геммам «Оден», что можно заключить из надписи, находящейся в доке:

«Геммам Оден заложен в сём доке в 1764 году, и вход к доку начали проламывать в то же время. В августе оба были готовы, и геммам участвовал в осенних манёврах с прочею флотилиею» {4}.

В 1764 году для управления армейским флотом учреждено особое адмиралтейство — на Стура-эстер-сварт-э, поблизости от доков. В следующие затем два года строение крепости продолжалось безостановочно; на островах Стура-эстер-сварт-э, Лилла-эстер-сварт-э и Лонгерне начаты были обширные укрепления, что видно из плана, снятого русским лейтенантом Стибольтом в 1767 году во время крейсерства его на кадетском фрегате вблизи Свеаборга.

В 1766 году успехи Эренсверда возбудили зависть в партии, господствовавшей в то время при стокгольмском дворе. По проискам её, шведский сенат предписал остановить возведение Свеаборга, находя, что восточные границы Швеции не нуждаются более в укреплениях. Поэтому выдача денег на крепостные работы была прекращена, а Эренсверда отставили от должности и обвинили даже в излишней трате казённых денег. Четыре года производилась ревизия сумм, употреблённых на построение Свеаборга (сооружение его стоило 68½ бочек золота или 1.647.973 руб. серебром), и хотя после того комиссия нашла, что ни одного шиллинга не было издержано без пользы, и оправдала Эренсверда, но неблагодарность правительства глубоко тронула великого мужа и была причиною его ранней смерти.

В 1772 году со вступлением на престол Густава III построение Свеаборга возобновилось с прежнею деятельностью; но Эренсверда уже не было. Вот, между прочим, относящийся к этому времени эпизод‚ в котором виден отпечаток скандинавского удальства. Известно, что перемена в государственном правлении, произведённая Густавом III, породила в Швеции множество недовольных. Следствием этого было разделение подданных на две партии, из которых только одна [245] осталась верною королю. Тогдашний комендант Свеаборга принадлежал к противной партии и по своей силе мог иметь большое влияние на общественное спокойствие. Желая лишить инсургентов столь важного сообщника, король приказал барону Спренгпортену во что бы то ни стало овладеть Свеаборгом. Отважный барон употребил для этого следующую хитрость: поздно, в бурную ночь, когда не было возможности расслышать слова, сказанного в нескольких шагах, Спренгпортен вместе со своими драгунами подкрался на лайбах к Свеаборгу и, пользуясь оплошностью коменданта, не выставившего усиленной ночной цепи часовых, перелез через крепостную стену. Неожиданность и быстрота этого нападения увенчалась полным успехом: весь внутренний караул был снят и сам комендант арестован в постели. Кроме наград за такой беспримерный подвиг, один из полубастионов, входящих в состав горнверка Гессенштейн (на Стура-эстер-сварт-э), назван был именем Спренгпортена.

В 1777 году в память незабвенного Эренсверда Густав III заложил на Стура-эстер-сварт-э кронверк Эренсверд, во внутренности которого помещены были после адмиралтейство и все мастерские порта. Кроме того, в 1783 году, во второе своё посещение Свеаборга, Густав III приказал перенести бренные останки Эренсверда на одну из варгенских площадей (ныне Комендантскую) и воздвигнуть покойному памятник на его новой могиле. В 1787 году, к третьему прибытию Густава III в Свеаборг, этот памятник был совершенно окончен. Он представляет четырёхугольный гранитный пьедестал, поставленный на возвышении трёх ступеней. Из боков пьедестала выдаются бронзовые носы галер, а сверх него, на простом, но красивом бронзовом карнизе лежат: готтский щит, шлем и меч, также из бронзы. По средине щита вьётся лента, разделяющая его на два поля; на верхнем поле находится надпись: «гребной флот», а на нижнем — цепь и звезда ордена Серафима. На пьедестале высечены надписи:

С одной стороны:

«Здесь покоится граф Августин Эренсверд, фельдмаршал, кавалер и командор ордена его королевского величества, окружённый своими творениями: Свеаборгскою крепостью и армейским флотом».

[246]

С другой:

«По повелению и по собственному начертанию Густава III воздвигнут в 1788 году, чтобы памятью полководца-гражданина одушевлять ум и сердце каждого любовью ко благу отечества».

Подле памятника находяся бронзовые солнечные часы. Замечательно, что несмотря на множество бомб и ракет, падавших во время бомбардирования крепости союзным флотом 28 и 29 июля 1855 года на Комендантскую площадь‚ — бомб и ракет, которыми разрушены почти все находящиеся кругом неё строения, памятник Эренсверда остался невредим, хотя вся площадь имеет не более 20 саж. в диаметре.

Не доказательство ли это того, что само Провидение‚ по-видимому, охраняло могилу знаменитого мужа, желая передать память о нём отдалённому потомству?

По открытии в 1788 году военных действий между Россией и Швецией, после морского сражения при Свензунде, 6 июля, Швеция имела случай ещё более убедиться в чрезвычайно важном значении Свеаборга в военном отношении: за этой крепостью скрылся флот, отступивший под командою герцога Зюдерманландского, брата Густава III. 26-го числа того же июля укрылись в него ещё три корабля; четвертый же, шедший с ними вместе, стал нечаянно на мель и был сожжён русскими. Адмирал Грейг, преследовавший герцога Зюдерманландского, остановлен был твердынями Свеаборга и, не имея возможности окончательно истребить шведский флот, принуждён был ограничиться одною блокадою, в которой и держать его до глубокой осени. Весною следующего года шведский флот снова вышел в море, но, дойдя до мыса Поркалаудда (около 40 вёрст от Свеаборга), наткнулся на русские суда и поспешно отступил к Гельсингфорсу. Через год, то есть в 1790 году, 10 июля, в сражении при Берёзовых островах (Биорк-э) шведов постигло новое несчастье: они потеряли семь кораблей, три фрегата и большое число галер. Остатки разбитого флота поспешно устремились отсюда опять к Свеаборгу и скрылись в этом надёжном убежище. Таким образом, Свеаборг после каждой неудачи шведского флота укрывал его за своею каменною грудью и избавлял от совершенного истребления. Известно, что вскоре после берёзовского [247] дела заключён был мир между Россией и Швецией. Это произошло 3 августа 1790 года.

В 1808 году Финляндия снова сделалась театром войны. Отряд генерал-майора графа Орлова-Денисова, преследуя шведские войска, отступившие в Свеаборг, первый подошёл к Гельсингфорсу и после непродолжительного боя взял его. 124 человека пленных, 19 орудий, из которых 6 оказались заряженными, 20.000 ядер, 4.000 бомб, более 5.000 штук белого оружия, множество шанцевых и лабораторных инструментов, пороховые и хлебные запасы были трофеями победителей. 20 февраля того же 1808 года прибыл в Гельсингфорс главнокомандующий русской армией граф Буксгевден. Сделав необходимые распоряжения, он отправился вскоре в Або. По приказанию Буксгевдена, генерал-майор Раевский с отрядом из Кременчугского и 31-го егерского полков, эскадрона гродненских гусар и 50 казаков назначен был для охранения Гельсингфорса и предварительной блокады Свеаборга, до прибытия генерал-лейтенанта графа Каменского, под начальство которого, кроме помянутого отряда, поступили впоследствии ещё 17-я пехотная дивизия и вся кавалерия, занявшая Гельсингфорс. Войска эти были усилены потом 14-й пехотной дивизией, Петровским, Перновским и Минским пехотными полками, минёрною ротой и осадной артиллерией. 2 марта Буксгевден снова прибыл в Гельсингфорс и, после окончательной рекогносцировки свеаборгских укреплений, на другой же день приступил к осаде. Вследствие этого немедленно построены были осадные батареи в следующих пунктах, окружающих Свеаборг: на мысе Скатуден — батарея, состоявшая из 4 пушек и 4 единорогов; около мыса Ульрикасборга — из 6 пушек. Прежние же батареи были исправлены. На них находилось орудий: на острове Стура-Рентане — 6 пушек, на острове Кальфгольме — 4 мортиры, на острове Сандгамне — 5 пушек и 3 мортиры, на острове Кунгс-гольме — 4 пушки, по разным местам острова Скандсланда — 21 пушка, 20 мортир, 2 гаубицы и 2 единорога.

В крепости было тогда около 8.000 гарнизона, до 400 орудий, на 4 месяца продовольствия и половина армейского флота. Комендантом её был вице-адмирал граф Кронштедт.

Осаждающие открыли сначала огонь только с трёх батарей (первых трёх в том порядке, как они показаны выше); о6щее [248] же бомбардирование началось 8 марта. Так как крепость не могла вредить нашим батареям, не вредя в то же время Гельсингфорсу, то и предложено было Кронштедту для спасения города не стрелять с тех верков, которые обращены к городу. Взамен этого Буксгевден обещал, со своей стороны, также не стрелять с батарей Скатудена и Ульрикасборга. Это предложение было принято, и Гельсингфорс, таким образом, сделался как бы нейтральным. С 10 марта, по отбытии главнокомандующего в Або, осадою управлял инженер-генерал-лейтенант Сухтелен; 13 марта он вступил в переговоры, а 21 марта заключено перемирие. Наши войска заняли укрепления Лилла-эстер-сварт-э и Вестер-сварт-э. В «Описании Финляндской войны на сухом пути и на море, в 1808 и 1809 годах», сочинении генерал-лейтенанта Михайловского-Данилевского, на стр. 49, помещено отношение графа Буксгевдена к военному министру графу Аракчееву, объясняющее взятие Свеаборга:

«Наконец, — писал Буксгевден, — чтобы иметь успех в моих предположениях, употребил я для того посредство людей, которых расположение удалось мне приобресть в гарнизоне. Вы видите, какими средствами была мне возможность найти нужные нам способы. Они нам довольно дороги и ещё будут дороже; но все сии издержки не могут никогда идти в какое-либо сравнение с тем важным приобретением, какое можем сделать с покорением Свеаборга. Я употреблял доселе экстраординарную сумму. Она теперь кончилась; а как вы видите, что впоследствии надобно мне будет сделать гораздо важнейшие издержки, то прошу прислать мне для таковых секретных расходов от 25 до 30.000 рублей».

Граф Аракчеев отвечал:

«Государь Император надеется, что если старанием и опытностью вашею сила золотого пороха ослабила уже несколько военную пружину, то и окончательное уничтожение оной, кажется, исполнится».

Из этой переписки можно заключить, что взятием Свеаборга мы обязаны собсвенно дипломатическим действиям графа Буксгевдена. 25-го того же марта подписана на острове Лонноне (на Гельсингфорсском рейде) конвенция о сдаче крепости, и к 22 апреля сданы, один за другим, все острова [249] Свеаборга. Русский флаг поднят на Густавс-верде 26 апреля при молебствии и 101 пушечном выстреле. Военным губернатором и главным командиром свеаборгского порта назначен был вице-адмирал Сарычев.

По взятии крепости весь гарнизон её в числе 7.503 человек сдан военнопленным, и вместе с тем победители получили:

Военных судов 110, в том числе: 28-пушечных гребных фрегатов — 2‚ 24-пушечных шебек — б, яхт — 5 и канонерских лодок — 25; орудий: медных — 58, чугунных — 1.975; ружей, карабинов и мушкетов — 8.680; ядер, бомб и гранат — 340.000; зарядов в картузах — 9.535; бочек с порохом — 3.000.

Сверх того взято много белого оружия, аммуниции, артиллерийских принадлежностей и хлебных запасов.

С 1808 года, находясь под могучим скипетром России, Свеаборг улучшался с каждым годом и в 1818 г. утверждён в первом классе {5}. Кроме многих сооружений по усилению его обороны, устроены были в нём прекрасные цистерны (едва ли не лучшие в Европе) для очищения и хранения дождевой воды, а в 1853 году освящена православная церковь, построенная в ново-византийском стиле, во имя св. Александра Невского. Знатоки военного дела назвали Свеаборг Гибралтаром Финского залива, и слава его неприступности так укоренилась, что англо-французский флот, блокируя в последнюю войну прибалтийские порты, почти полтора года не решался вступить в решительную борьбу со свеаборгскими твердынями. Адмирал Непир, правда, отправляясь в Балтику с многочисленным флотом, одушевлял сердца англичан многими надеждами, но скалы Свеаборга видели адмирала только на почтительном от себя расстоянии. Раз, впрочем (в Духов день 1854 года), он подошёл было к Свеаборгу с 16 судами большого ранга; но и тогда эскадра его остановилась не ближе восьми вёрст от крепости. Последовавшее затем построение её в боевой порядок, очевидно, имело целью встревожить защитников Свеаборга, хотя, в сущности, не помешало даже гулянью, назначенному в тот день по случаю праздника в общественном саду. Дамы спокойно смотрели на эволюции [250] эскадры, которую уже привыкли считать как бы необходимою принадлежностью картины моря.

В следующем затем году, когда англо-французский флот состоял под непосредственным начальством другого адмирала, Дондаса, также сначала не было предпринято против Свеаборга ничего решительного. Наконец, после того, как неудовольствия англичан и французов на действия флота в Балтике стали обнаруживаться в печатном слове, Дондас положил заключить кампанию 1855 года каким-нибудь более решительным действием. С этою целью и, вероятно, желая предварительно испытать силу нашей позиции, а главное — дальность наших снарядов, он прислал 10 июня к Свеаборгу паровой фрегат, который, поравнявшись с островом Сандгамном, в двенадцатом часу утра открыл по батареям его батальный огонь. Но такая попытка обошлась фрегату не совсем дёшево: моряки, находившиеся на батареях Сандгамна, поставили себе, разумеется, в приятную обязанность не остаться в долгу на приветствие, и, вскоре по открытии пальбы с батарей, одна из наших бомб попала внутрь фрегата. Это, сколько можно было заметить, произвело на фрегате беспорядок — и винтовой рыцарь поспешил выйти из-под наших выстрелов. Однако же, отступить ему было нелегко: по положению фарватера фрегату пришлось проходить ещё мимо двух батарей, которые не упускали случая пронизывать его ядрами и даже разбили впереди него шлюпку, шедшую для промера. Вечером того же дня при звуках похоронной музыки и салюте из орудий спущен был с фрегата баркас под чёрным флагом и покрытый чёрным брезентом: по этой обстановке мы заключили, что он нагружен был убитыми. Баркас пристал к лесистому острову Стура-миэль-э (около четырёх вёрст от Сандгамна). Спустя несколько дней люди, посланные из крепости за хворостом на этот остров, нашли там свежие могилы. С нашей стороны потеря в том деле была очень маловажна: убит 1 матрос 25-го флотского экипажа и легко ранены 4 человека {6}.

После этого происшествия в первых числах июля пришёл в наши шхеры винтовой корабль. Он бросил якорь недалеко от острова Реншера, находящегося близ берега. Нам [251] весьма хорошо было видно, что корабль делал промеры, посылая по всем направлениям шлюпки (разумеется, вне крепостных выстрелов), почему и можно было заключить, что он поверял прежние рекогносцировки. Через несколько дней присоединились к нему два парохода и три канонерские лодки, и в то же время к Стура-миэль-э пришли ещё два корабля. Таким образом, в виду Свеаборга собралась эскадра из восьми судов. В следующие затем дни, канонерские лодки беспрестанно ходили в море и возвращались к эскадре; прочие суда заняты были промерами. Эта эскадра находилась от крепости не ближе пяти вёрст, считая расстояние от передовых наших верков. Прошло ещё несколько дней, и 25 июля Свеаборг был удивлён густым дымом, показавшимся в пятом часу по полудни на горизонте. Мы инстинктивно ожидали «чего-то», и вскоре все высоты, все крыши, вообще все места, откуда можно было обозревать залив, были заняты любопытными, перед глазами которых раскрылась действительно живописная картина: 75 судов стремились к крепости по разным направлениям.

Из телеграфической депеши командующего войсками, расположенными в Финляндии, генерал-адъютанта Берга от 25 же июля, читатели газет узнали, что весь этот флот пришёл от Наргена и состоял из 10 кораблей (один из них, «Герцог Веллингтон», под белым адмиральским флагом Дондаса), 6 фрегатов, 7 пароходов, 4 плавучих французских батарей‚ 2 корветов, 1 брига, 1 шхуны, 16 бомбард, 23 канонерских лодок, 2 яхт и 3 транспортов. Никогда ещё на водах Свеаборга не сосредоточивалось такого множества военных судов, и, следовательно, не удивительно, что во время их прибытия не только гарнизон крепости, но и жители Гельсингфорса вызваны были на прибрежье любопытством посмотреть небывалое зрелище. Чтобы яснее понять расположение неприятельского флота перед Свеаборгом и действие его во время бомбардирования, необходимо сделать сперва очерк тамошней местности. Финский залив по обе стороны гельсингфорсского полуострова врезывается в берег двумя бухтами почти на одинаковое протяжение по направлению к северу. Обе бухты отделены от залива грядами островов, расположенными в несколько линий.

В ближайшей к Гельсингфорсу линии находятся: Стура-Рентан [252] (Большой остров потрохов)‚ Лонгерн, Вестер-сварт-э, Варг-эн, Густавс-верд, Сканделанд, Кунгс-гольм и Сандгамн, который посредством острова Дегер-э соединяется с материком. Между Вестер-сварт-э, Варг-эном, Густавс-вердом и Скандсландом лежат со стороны рейда ещё два больших острова: Стура-эстер-сварт-э и Лилла-эстер-сварт-э. За ними, почти в средине рейда, находится несколько удалённый остров Лоннон. Все эти острова, в сложности, за исключением Стура-Рентана и Лоннона, составляют крепость Свеаборг и укреплены по современным требованиям науки {7}. Для усиления же их обороны в проходах были поставлены два корабля и фрегат: между Лонгерном и Вестер-сварт-э — двухдечный корабль «Иезекииль», между Густавс-Вердом и Скансландом — трёхдечный корабль «Россия», а между Кунгс-гольмом и Сандгамном — фрегат «Цесаревич». Прочие проходы оборонены отдельными батареями и другими постройками. В добавок к этому вся береговая часть, смежная с Гельсингфорсом, защищена целою линией батарей. На случай атаки каждый остров имел отдельного начальника, и, сверх того, вся оборонительная линия была разделена по управлению обороной на три части: правый фланг, к которому принадлежали Друмс-э {8}, Стура-Рентан и береговые батареи, находился под начальством генерал-лейтенанта Рамзая {9}; центр, заключавший острова Лонгерн, Вестер-сварт-э, Лилла-эстер-сварт-э, Стура-эстер-сварт-э, Варг-эн, Густавc-верд, Скандсланд и Кунгс-гольм, был в ведении исправляющего должность свеаборгского коменданта‚ инженер-генерал-лейтенанта Сорокина; левый фланг, в котором находился обширный остров Сандгамн, состоял под командою генерал-лейтенанта Гильденштуббе {10}. Сверх того, суда, поставленные в проходах, состояли под начальством контр-адмирала Шихманова, а вся [253] крепостная и береговая артиллерия — в распоряжении свиты его императорского величества генерал-майора Баранцова. Главный же надзор за всей оборонительной линией командующий войсками, в Финляндии расположенными, генерал-адъютант Берг, принял на себя.

Далее, впереди первой линии островов, идёт другая в расстоянии от этой первой от трёх до четырёх вёрст; во второй линии острова расположены в следующем порядке, считая от гельсингфорсского берега: Друмс-э, Миэль-э, Реншер, группа шхер в несколько рядов и под разными названиями: Грохара, Лохарен, Торо-миэль-э, Стура-миэль-э и далее другие, о которых мы не упоминаем потому, что они не важны для нашего рассказа. За этой-то второй линией островов, начиная от Реншера до Грохара, выстроился англо-французский флот, выдвинув вперёд бомбарды, плавучие батареи и канонерские лодки; кроме того, два восьмидесятипушечных корабля, стоявшие против Сандгамна, и присоединившийся к ним фрегат построились также в боевую линию.

План Свеаборга и расположение англо-французского флота при бомбардировке 28, 29 и 30 июля 1855 года.
«Цитадель». № 1(9). 2000. С. 16.

26 и 27 июля флот не предпринимал никаких действий против крепости; но, судя по боевому порядку, в котором он стоял, намерения союзников были уже нам ясны. Поэтому инженер-генерал-лейтенантом Сорокиным приняты были всевозможные меры предосторожности.

Настало утро 28-го числа. Пишущий это находился в то время на Скандсланде. По обязанностям службы мне было необходимо встать очень рано и обойти некоторые батареи; затем я поднялся на телеграф, подле которого выстроена так называемая Возвышенная батарея, на скале, имеющей до 15 сажен высоты над уровнем моря. На телеграфе в то время был корпуса флотских штурманов прапорщик С., который предложил мне посмотреть на пароход, присоединившийся к флоту. На носу, корме, трубах и кожухах этого парохода написан был белою краскою 113-й нумер. После этого мы занялись рассматриванием всех судов флота и в особенности прекрасного корабля «Веллингтон», который, кроме адмиральского флага на грот-брам-стеньге, отличался от прочих судов ещё белою трубою. Было с небольшим семь часов утра. Вдруг на палубе «Веллингтона» показалась струйка сероватого дыма, потом грянул выстрел, и вслед за тем снаряд зажужжал в воздухе. Мгновенно мы обернулись к крепости: [254] бомба упала в пролив между Варг-эном и Стура-эстер-сварт-э, почти подле Комендантского моста, где разорвалась, подняв целый фонтан воды. Вслед за этой вестницей начатия дела бомбарды, плавучие батареи и канонерские лодки открыли жесточайший огонь. Первые выстрелы неприятеля были направлены на острова Вестер-сварт-э и Лонгерн, корабль «Иезекииль» и часть батарей правого фланга: Николаевскую, на Стура-Рентане, Ульрикасборгскую и земляную № 1 на гельсингфорсском берегу. Затем уже началось общее действие и по другим частям Свеаборга. Но и у нас вмиг по всей оборонительной линии загремели призывные барабаны и трубы, и дежурная прислуга начала действовать из орудий. Оставив телеграф, я поспешил к своему посту. Путь, которым я следовал к месту, был осыпаем бомбами, разрывавшимися с ужаснейшим треском. Стоило посмотреть в это время на окрестность: голые скалы и батареи Скандсланда и верки прочих островов крепости покрылись бегущими к своим местам солдатами. Звуки тревоги, лопанье неприятельских бомб, гул крепостных выстрелов — всё это дополняло эффект боевой картины. Через несколько минут после первой бомбы, брошенной с «Веллингтона», бомбардирование было уже в полном разгаре. Около десяти часов утра вспыхнули пожары на Лилла-эстер-сварт-э и Стура-эстер-сварт-э, и затем неприятель стал действовать преимущественно по центру Свеаборга. Союзники хотели воспользоваться дальностью полёта своих снарядов и, по возможности, не подвергаясь нашим выстрелам, сжечь крепостные здания. В самом деле, неприятель успел в своём намерении, потому что в крепости было несколько деревянных домов и высоких каменных строений без сводов. Генерал-адъютант Берг с самого начала боя приказал отвечать только тем из наших батарей, к которым неприятельские суда будут приближаться на верный пушечный выстрел. Такое приказание было исполнено по всей оборонительной линии с примерным хладнокровием и стойкостью. Напрасно некоторые суда приближались к крепости для анфилирования её линий: наши выстрелы каждый раз заставляли их отходить, нанося им значительные повреждения. В особенности в этом случае отлично действовали острова Скандсланд и Кунгс-гольм — с одной стороны, и Николаевская батарея, Лонгерн и корабль «Иезекииль» — с другой. [255] Множество обломков, приносимых волнами к нашим берегам, пароход, оттаскивавший подбитые канонерки на буксире, поднимание чёрных флагов на тех судах, в которые попадали наши калёные ядра и бомбы, — всё это свидетельствовало, что бомбардирование неприятелю не обходится даром.

Между тем, пожары с каждою минутой усиливались, и к 11 часам утра большая часть внутренних строений крепости была объята пламенем, над которым клубились чёрные облака дыма. Едва загоралось где-нибудь здание, неприятель тотчас же усиливал огонь по тому направлению, так что самое быстрое и отважное действие пожарных команд не могло остановить разливавшегося по крепости огненного моря.

В исходе 12 часа утра от удачно пущенной неприятельской бомбы в Густавс-верде раздался страшный взрыв, и конусообразный столб дыма показался над укреплением. Затем последовал продолжительный гром с перекатами, похожий на батальный огонь орудий большого калибра, и Густавс-верд скрылся совершенно в облаке дыма. Неприятель в предположении, что им взорван большой пороховой погреб, который, конечно, был в силах уничтожить и самый Густавс-верд, прекратил на время канонаду {11}. С залива к нам донеслись клики восторга, который, разумеется, был заменён удивлением, когда дым рассеялся, и глазам неприятеля снова предстал Густавс-верд, столь же грозный и неприступный, как был до взрыва. Впоследствии оказалось, что взорваны были четыре незначительных бомбовых склада в виде пирамид, сложенных ещё при шведском владении. По особенному для нас счастью, этим взрывом не сделано никакого вреда окружающим веркам, и даже потеря в людях, благодаря волнистой местности, ограничилась одним убитым и тремя ранеными нижними чинами.

В половине первого часа по полудни неприятель открыл наступательные действия против нашего правого фланга: два фрегата и корвет приблизились к острову Друмс-э и, став на якорь у юго-западной его стороны в расстоянии менее версты от берега, открыли пальбу сначала по телеграфу, а потом и по другим частям острова, стреляя непрерывными залпами. Под прикрытием этой канонады атакующий несколько раз [256] посылал баркасы с десантом для занятия Друмс-э; но штуцерный и ружейный огонь из-за ложементов, устроенных по берегу острова, встречал его таким метким, губительным действием, что наконец заставил неприятеля отказаться от своих покушений. В два часа по полудни неприятельские суда прекратили пальбу по Друмс-э и отошли за остров Миэльк-э.

Почти в то же время на левом нашем фланге два корабля и фрегат, стоявшие против Сандгамна, начали наступление; но перекрёстный огонь сандгамнских и кунгс-гольмских батарей и фрегата «Цесаревич» нанёс им столько повреждений, что они не повторяли уже нападения и, отойдя из-под выстрелов, занимались починкою во всё остальное время бомбардирования крепости.

Модель 120-пушечного корабля «Россия». Так корабль выглядел в полнотью оснащённом виде,
но в бою у Свеаборга его внешний вид значительно отличался.
Модель изготовлена в 1850-е годы в мастерской модельного мастерства при Новом Адмиралтействе,
мастер Егоров М. Е. Экспозиция ЦВММ.

Корабль «Россия» 28 июля 1855 года. Худ. Тронь А. А. Экспозиция ЦВММ.

Корабль «Россия», поставленный между Густавс-вердом и Скандсландом для продольного обстреливания главного фарватера, находился на продолжении всех выстрелов, направляемых с разных сторон в крепость и на остров Скандсланд, и потому весьма много страдал во всё время бомбардирования. Неприятельские бомбы, пробивая его деки, разрывались внутри корабля и, кроме вреда людям, зажигали его палубы. Одна из бомб, упав над крюйт-камерой, не дошла до пороха только на свинцовую обшивку. Корабль мог бы взлететь на воздух, если бы распорядительность командира его и самоотвержение корпуса морской артиллерии подпоручика Попова не спасли его в ту решительную минуту. Неустрашимый подпоручик Попов тотчас после взрыва бомбы бросился в крюйт-камеру и с помощью находившейся там прислуги потушил пожар {12}. Между тем, бомбы не переставали сыпаться на «Россию», и как по своему положению этот корабль мог участвовать в деле только малою частью своих орудий, то спустя 17 часов после начала бомбардирования приказано было отвести его на рейд и поставить в безопасном месте.

Около 8 часов вечера бомбардирование стало понемногу утихать, но по наступлении темноты возобновилось с новою силою. [257] К разрушительному действию бомб неприятель присоединил ещё действие ракетами, которые, как огненные метеоры, перерезывали воздух и падали преимущественно туда, где ослабевало пламя пожара. Эту необыкновенную, грозную и величественную ночь, конечно, не забудет никто из 6ывших в то время в Свеаборге и Гельсингфорсе. Вся окрестность была ярко освещена на пространстве нескольких вёрст. Против нас вытягивались боевые линии враждебного флота, дышавшего огнём и смертоносными выстрелами; объятая пламенем крепостъ отражалась в зеркале прибрежных вод; над головой нашей висело густое зарево пожара, сквозь которое не видно было ни одной звёздочки... От зарева небосклон казался кровавым; нельзя было отыскать глазом направления, по которому не неслись бы губительные снаряды. Гром крепостных и неприятельских орудий, жужжание летящих и треск лопающихся снарядов, визг осколков — всё это, слившись вместе, походило на вой грозного, необычайной силы урагана.

Часу во втором по полуночи неприятель открыл огонь с земляной мортирной батареи, построенной им ещё в ночи на 28-е число на скале Лонгер, и направил выстрелы с неё преимущественно против центра нашей оборонительной линии {13}. Бомбардирование приняло ещё большие размеры, и долга была для нас кровавая ночь, порождавшая с каждым часом новые ужасы. Вот на востоке появились первые лучи восходящего солнца, и дневной свет — особенно отрадный для нас в то время — озарил окрестность. Но бой гремел по всей оборонительной линии, как и в первое утро. В 10 часу утра загорелась крыша на одном из густавс-вердских капониров, в котором хранились снаряжёные бомбы и заряды. Опасность пожара грозила всему Густавс-верду, и только распорядительность инженер-генерал-лейтенанта Сорокина отвратила неминуемое бедствие. Заметив пламя на капонире, он тотчас вызвал охотников для тушения пожара. Офицеры, окружавшие генерала [258] Сорокина на Цистернской батарее, первые подали пример неколеблящейся решимости в исполнении своего долга. За ними последовали солдаты, и, несмотря на жесточайший огонь, направленный в это время исключительно по капониру, крыша его мгновенно была разобрана и пожар остановлен. Здесь в особенности отличился фейерверкер артиллерийского гарнизона Михеев, первый вскочивший на крышу капонира {14}.

Весь этот день бомбардирование продолжалось с прежнею силою. Неприятель, обстреливая наш правый фланг, повредил телеграф на Друмс-э и несколько раз зажигал лес на этом острове. На левом же фланге наших укреплений атакующий ограничивался одними промерами, для чего спущено было им несколько шлюпок. Однако, наши батареи не позволяли его шлюпкам подходить к Сандгамну ближе пушечного выстрела.

Ночь с 29 на 30 число сопровождалась теми же явлениями, как и предыдущая. Неутомимостью управлявшего тогда свеаборгской инженерной командой инженер-штабс-капитана Верещинского {15} и прочих инженеров окончены в эту ночь все работы по утолщению насыпей над пороховыми погребами, начатые ещё за день до бомбардирования. Их же старанием устроены прочные блиндажи над теми зарядными ящиками, которых не успели прикрыть до начала дела. Принятие этих мер предосторожности имело важное нравственное влияние на гарнизон: оно сделало всех увереннее в безопасности от неприятеля и в собственных силах.

На рассвете 30 июля бомбардирование стало постепенно ослабевать и к 5 часам утра совершенно утихло. Неприятель, по-видимому, собирался начать его с новою силою, потому что увеличивал свою батарею на скале Лонгер. Видя это, мы ожидали, что, день за день, дело дойдёт наконец до штурма. Все искренне желали в бою померяться с атакующим. Наши солдаты, кроме находившихся на батареях, заметно томились бездействием. Любопытно было послушать тогда спокойный [259] и молодецкий говор, так отлично характеризующий русского солдата.

Между тем, 30 июля прошло очень спокойно, и только ночью на 31 число брошено было неприятелем несколько ракет на острова Скандсланд и Кунгс-гольм, не сделавших, впрочем, никакого вреда. 31 июля утром неприятель стал поднимать свои шлюпки, а после полудня срыл и мортирную батарею. Эти действия чрезвычайно нас удивили. Не было уже никакого сомнения, что бомбардирование прекратилось. Действительно, 1 августа, в 8 часов утра, осаждающий снялся с якоря и ушёл в море. Тем дело и кончилось.

Итак, многочисленный флот, без умолку бомбардировавший Свеаборг в продолжение 45 часов, не сделал решительно ничего важнаго. Если у неприятеля не было другой цели, как только сжечь крепостные здания, то успех в этом предприятии, по существу своему, не стоит внимания. От разрушения зданий крепость не потеряла нисколько, потому что при нынешних военных требованиях их и без того пришлось бы в скором времени заменить новыми. Не имея сводов, они не могли быть ни хорошими оборонительными казармами, обыкновенно назначаемыми, кроме обороны, и для помещения гарнизона, ни надёжными хранилищами военных и продовольственных запасов. Что же касается собственно до крепости, то, усовершенствованная по новейшим требованиям военного искусства, она осталась невредимою. А, между тем, в неё и в береговые батареи направлена была двадцать одна тысяча выстрелов «по приблизительному и самому умеренному расчёту», как сказано в подробном донесении генерал-адъютанта Берга. Сравнительно с таким множеством брошенных в крепость снарядов и сама потеря в людях была у нас, можно сказать, ничтожна. В двое суток убито: нижних чинов 55, ранено и контужено: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 4, нижних чинов 199. Такую ограниченную потерю в людях генерал-адъютант Берг приписывает благоразумной распорядительности гг. частных начальников, пользовавшихся всеми прикрытиями, как естественными, так и искусственными. Донося о бомбардировании Свеаборга, он, между прочим, говорит, что «вверенные ему войска Его Императорского Величества, от начальников до последнего солдата, исполнили свою обязанность с тою стойкостью и мужеством, [260] которые всегда отличают русское войско». Нет никакого сомнения, что эти двое суток обошлись осаждающему также недёшево. Кроме значительной стоимости снарядов, бомбарды его, на которых помещались огромные мортиры, от собственной стрельбы пришли в негодность; в стенах их, расшатавшихся от беспрестанных сотрясений, образовалась течь. В добавок к этому, некоторые мортиры были разорваны в самом начале дела. Некоторые из канонерских лодок, действовавших на ходу, были подбиты; корабли, стоявшие против Сандгамна, значительно повреждены, о чём можно судить по большим обломкам, принесённым к нашим берегам. Вероятно, урон в людях у неприятеля был не так маловажен, как писали сами англо-французы {16}; потому что действие тех из наших бомб и калёных ядер, которые врезались в борта судов, не ограничивалось же одними корабельными повреждениями, а таких ядер и бомб было немалое число. Наконец, неоднократные покушения неприятеля свезти десант на Друмс-э, предолжавшиеся почти три часа сряду и встречаемые каждый раз на близком расстоянии штуцерным огнём, не могли обойтись атакующему без чувствительной потери. Как бы то ни было, но с тех пор, как отступление громадного флота свершилось, мы ещё с большею любовью и гордостью стали смотреть на наш неприступный Свеаборг, и странно было нам читать отзывы иностранных газет о блистательном будто бы для союзников деле его бомбардирования.

• Главная
• > Книжная полка
• > Михайлов М. И. — Исторический очерк Свеаборга и бомбардирование его...

2010—2019 Design by AVA