Глава девятая
Итак, десять месяцев спустя после того, как две попытки овладеть Ивангородом были отражены, неприятель снова появился перед ним.
В каком же положении застал он крепость? Что было сделано за это время для развития и усиления ее обороноспособности? Было ли это время использовано или потеряно даром? Предыдущие страницы уже дали ответ на эти вопросы, но все же представляется интересным сравнитъ положение крепости в сентябре 1914 года с состоянием ее в июле 1915 года.
По части укреплений Ивангород в сентябре минувшего года состоял из главной оборонительной линии в виде полукольца на левом берегу Вислы. Это была линия стрелковых окопов в 6—6½ верстах от цитадели, расположенных в низменной, болотистой местности и поэтому не глубоких и не располагавших мощными убежищами для защитников. Перед ней — импровизированные препятствия в виде наводнений и одной полосы проволочных сетей. Сзади — старая линия фортов, кольцом вокруг цитадели, на обоих берегах Вислы. В артиллерийском вооружении крепости числилось около сотни орудий. В гарнизоне — две бригады пехоты и три бригады Государственного ополчения.
Теперь, в июле 1915 года, Ивангородские укрепления были уже иными. Кроме того, что было сделано в прошлом году и что теперь являлось уже второй и третьей линиями обороны, уже существовала новая главная оборонительная линия, охватывавшая старую крепость на обоих берегах кольцом, с радиусом в 14 верст на левом, и около 10 верст на правом берегах.
Эти главные укрепления представляли собой [137] отдельные группы, расположенные на командующих высотах или в лесах и находящиеся в крепкой связи друг с другом. Каждая группа состояла: 1) из нескольких рядов стрелковых окопов, глубоко вырытых, мощных, снабженных всем, что было вызвано последними требованиями войны, и отлично маскированных, 2) из весьма сильных препятствий в виде проволочных сетей громадной мощности (местами до 5 и 7 полос, то есть более 20 сажен ширины), фугасов и мин и, местами, гидротехнических сооружений в виде глубоких и широких каналов, заполненных водой и продольно обстреливаемых, а также наводнений и заболачиваний и 3) железобетонных убежищ для гарнизона групп, вполне безопасных против бомб всех калибров, до 12 дм. включительно.
На левом берегу Вислы главная оборонительная линия состояла из трех групп: Гневашовской, захватывавшей деревню Гневашово и Гневашовский лес и являвшейся левофланговой, в центре — группа Банковец и на правом фланге — группа Мозолицы, охватывавшая деревню этого имени. Промежуток между рекой Вислой и Гневашовской группой, длиною около 1½ верст, оборонялся линией стрелковых окопов, устроенной в высокой и толстой дамбе, идущей от этой деревни до Вислы. Непосредственно впереди дамбы был вырыт глубокий канал, заполненный водой и с проволочной сетью на дне, а местность впереди канала была заболочена. Следует заметить, что некоторые укрепления Гневашовской группы к моменту подхода противника еще не были закончены. Промежуток между Гневашовской группой и центральной группой Банковец, протяжением около 4 верст, оборонялся мощной полосой стрелковых окопов, расположенных уступом назад в три линии, с бетонными убежищами за третьей линией. И окопы, и убежища были так маскированы, что, даже пройдя вблизи, невозможно было их заметить. Впереди были устроены участки наводнений и проволочные сети. Далее вправо следовала обширная Банковецкая группа (от деревни Банковец до деревни Словике-Нове), самая сильная из всех. Окопы и укрепления ее были расположены в лесу, по его опушке, а убежища с прикрытием, совершенно непробиваемым. Все были в лесу, а потому абсолютно невидимы. Препятствия состояли из проволочных [138] сетей и засек. Левый фланг был, кроме того, усилен глубоким каналом шириной около 3 сажен, с проволочной сетью на дне, и запруженной речкой. Наконец, на правом фланге, почти у берега Вислы, Мозолицкая группа. Промежуток между ней и Банковецкой группой был сильно заболочен и оставался без фронтальной обороны, так как был непроходим и хорошо оборонялся флангами обеих групп.
Укрепления правого берега Вислы также состояли из отдельных групп. Начиная с севера, то есть от находящейся в связи с Мозолицкой группой, это были: Стенжицкая группа, группа у деревни Бржезины, на Красноглинских высотах, у Вымыслова, у деревни Бобровники и у деревни Голомб.
Как между собой, так и с центром крепости, все группы были связаны сетью железных и шоссейных дорог, что давало возможность быстрого перемещения резервов, вооружения и подвоза всякого рода снабжения. Так на левом берегу, от разъезда на 13-й версте железной дороги Ивангород — Радом (центр Банковецкой группы) были построены две ветки широкой колеи: одна влево, до Гневашовского леса, другая вправо, до деревни Козеницы. Кроме того, от предмостного укрепления «Князь Горчаков» в центре крепости были положены три линии полевой железной дороги, по одной к каждой группе укреплений, а в каждой группе — ветки к каждой батарее крепостных орудий. Наконец, к каждой группе — отдельное шоссе, а для связи этих трех радиусов две кольцевые шоссейные дороги, одна в тылу новой главной линии обороны, другая за второй линией.
Чтобы закончить описание Ивангородских укреплений, нужно еще сказать, что, собственно, представляли собой группы. По существу, каждая группа являлась как бы одним громадным укреплением, по своим очертаниям зависящим от местности, на которой группы располагались. Представляя собой отдельное, выдвинутое вперед большое укрепление, группы имели свой напольный фас, фланги и горжу, но укрепления горжи были обращены не в тыл, как это обыкновенно делалось, а в поле, и составляли как бы последний ряд окопов, между которыми и напольным фасом существовали еще ряды траншей или отдельные укрепления. Везде [139] проводилась мысль, чтобы потеря напольного фаса не влекла бы за собой необходимость оставления всей группы, а оставалась бы возможность дальнейшей упорной ее обороны последовательно внутри группы, вплоть до последнего горжевого ряда окопов.
Под прикрытием такой группы, частью в тылу ее, частью на флангах, устраивались отдельные капониры для дальнобойных орудий, совершенно неуязвимых с фронта и предназначенных для поддержки соседних групп фланговым огнем тяжелой артиллерии вправо и влево. Для того, чтобы гарнизон групп был в состоянии развить упорную оборону, каждая группа была снабжена большим количеством безопасных (бетонных) убежищ, расположенных как внутри группы, так и в первых рядах ее окопов, а для того, чтобы дать возможность каждой группе обороняться самостоятельно, каждой были приданы три или четыре батареи тяжелой артиллерии.
Артиллерийское вооружение крепости к июлю 1915 года превосходило таковое сентября 1914 года более, чем в три раза, так как к прежнему вооружению удалось добавить еще несколько десятков тяжелых орудий, разысканных мною в складах Киева и Двинска. Кроме того, были присланы орудия из Новогеоргиевска, Бреста и Ковно, а в конце июня пришла из Бреста 2-я осадная бригада полковника Лукьянова в количестве более 120 орудий. Сама крепость (морской полк генерала Мазурова) изготовила в течение этого периода более 100 противоштурмовых 47-мм пушек, но большая их часть была послана в армии, и в крепости оставалось менее половины. В общем, орудий всех калибров насчитывалось до 500. Общего количества пулеметов я не помню, но во всяком случае их было не менее двухсот. Теоретически это было для крепости такого масштаба, как Ивангород, не много, но практически было совершенно достаточно.
Интендантскими запасами крепость была снабжена в количестве достаточном для гарнизона в два корпуса пехоты и шести батальонов крепостной артиллерии в течение шести месяцев осады.
Помимо сделанного по части укреплений, вооружения и снабжения, следует отметить еще и формирования частей гарнизона, произведенные в этот же десятимесячный [140] период. Так, крепостная артиллерия, бывшая во время первой осады в составе двух с половиной батальонов, исчислялась теперь пятью батальонами, то есть увеличила свой состав вдвое. Крепостная саперная рота развернулась в Ивангородский крепостной саперный полк 4-батальонного состава, морской батальон развернулся в полк особого назначения также 4-батальонного состава, крепостная телеграфная рота — в Ивангородский телеграфный батальон из 4 рот, а две воздухоплавательные роты увеличились еще на одну, то есть всего три роты или шесть наблюдательных станций.
Таким образом видно, что крепость по состоянию ее укреплений, вооружения, снабжения и специальных средств развернулась более, чем вдвое, и если Ивангород не являлся крепостью в полном смысле слова, то есть не обладал долговременными крепостными сооружениями в виде фортов, то это искупалось значительной глубиной и гибкостью укрепленных позиций, отличным применением укреплений к местности, полной маскировкой убежищ, широко развитой сетью крепостных железных и шоссейных дорог и полной неизвестностью ее плана противнику.
Все это давало полную уверенность в том, что Ивангород, даже при полном обложении, окажет длительное сопротивление, если бы настойчивые мои просьбы о своевременной присылке пехотного гарнизона были бы вовремя удовлетворены и я имел бы время подготовить и новый гарнизон так же, как был подготовлен гарнизон прошлого года. Увы, на этот раз гарнизон не только не был прислан заранее, но даже и 7 июля, когда противник шел уже прямо на крепость и был от ее укреплений всего в 7—10 верстах, крепость все еще оставалась без гарнизона.
Положение крепости 7 и 8 июля было более чем критическое. Не зная еще, какой характер примет отсутствие войск генерала Мрозовского и генерала Клембовского, я мог рассчитывать лишь на то, что было у меня под рукой, чтобы хоть на несколько часов задержать противника перед крепостью. С этой целью я приказал 84-й бригаде Государственного ополчения, остававшейся на правом берегу на работах, выдвинуть по две дружины для обороны Голомба и Стенжицы — Празмов и в прикрытие находящейся там артиллерии (на [141] правом берегу), а остальные две дружины спешно перевести на левый берег, где они составят резерв. Артиллеристы были заняты установкой крепостной и противоштурмовой артиллерии и работали с таким порывом, что к вечеру 8 июля все противоштурмовые и большая часть крепостных батарей были уже вооружены, что, в сущности, и спасло крепость.
Саперы все были на работах. К ночи на 8-е июля на укреплениях левого берега мне удалось сосредоточить: один батальон морского полка, разбросанный по всем трем группам со своими противоштурмовыми пушками, 4 дружины ополченцев 23-й бригады и 6 дружин 32-й бригады Государственного ополчения. Увы, этого было более, чем недостаточно! К счастью, Гренадерский и 16-й корпуса задержались на тыловой позиции, что в двух верстах сзади оставленной ими, и упорно оборонялись, чтобы дать возможность своим понтонерам навести мосты на Висле: для гренадер между Голомбом и Александрией, а для 16-го корпуса — севернее Павловицы. Этим был выигран один день.
Утром 8-го перешли с правого берега на левый еще две дружины ополченцев 23-й бригады и две роты 84-й бригады.
В 2 часа дня я получил телеграмму генерала Эверта, извещавшую меня, что им отдано распоряжение, чтобы Ростовский, Перновский и Екатеринославский полки Гренадерского корпуса и Карсский и Асландузский полки 16-го корпуса вошли немедленно в состав гарнизона крепости, о чем он известил также командиров корпусов.
На один полк меньше, чем было обещано накануне, но я надеялся, что полки придут в приличном составе и поэтому был доволен и этим {17}. Увы, и эта надежда не оправдалась. Около 3 часов дня канонада в районе Гренадерского корпуса значительно усилилась и я получил донесение, что отдельные части этого корпуса находятся уже в расстоянии в 1—1½ версты от укреплений. Между тем полки, назначенные в гарнизон, не появлялись.
Беспокоясь за то, как разыграются дальнейшие [142] события перед крепостью, и не получая из штаба корпуса никаких известий, я в 3 часа дня выехал сам с адъютантом в Гневашовскую группу, оставив моим заместителем в цитадели начальника штаба крепости. Когда я приехал в деревню Гневашово, я увидел отряд силою в батальон, уже находящийся в пределах укреплений. Подозвав одного из офицеров, я спросил, что это за часть. Оказалось, что — это Ростовский полк. Будучи уверен, на основании телеграммы генерала Эверта, что полк этот вошел в крепость согласно назначению, я приказал командиру полка занять участок Гневашовской группы для преграждения главной дороги, ведущей в крепость. В полку оказалось всего 700 гренадер, усталых, измученных и весь день ничего не евших. Я сейчас же отдал распоряжение по телефону крепостному интенданту немедленно прислать ростовцам сала, хлеба и консервов. Устроив их лично на позиции и успокоенный хоть несколько за этот участок, я поехал по линии укреплений вправо, в Гневашовской лес. Здесь пехоты не было совсем. Я обошел все противоштурмовые батареи и приказал командирам этих батарей в случае появления неприятеля открыть по нему огонь, не ожидая приказания, и стрелять, не жалея снарядов. Оттуда я обошел первый ряд окопов в промежутке между Гневашовской группой и Банковецкой, где были расположены дружины 23-й бригады ополчения. Эта бригада была вооружена японскими винтовками, но на каждую винтовку имелось всего по 90 патронов, то есть на несколько часов боя. Вызвав командира бригады, я назначил его начальником всего участка от Вислы до Банковца, приказав назначить две роты для обороны Гневашовского леса, две для промежутка вправо и две держать в резерве, а с наступлением темноты выставить сторожевое охранение, но так как для этого могло быть назначено очень мало людей, я приказал расположить их непосредственно впереди окопов, под прикрытием проволочных сетей, а вперед выслать лишь несколько секретов по дорогам. Вместе с этим я послал еще двух офицеров вперед для указания дорог, по которым частям, назначенным в гарнизон, надлежало войти в крепость.
Около 7 часов вечера я возвратился в крепость. Здесь, в штабе, меня ждало известие о происшествии, [143] ставящем крепость снова в катастрофическое положение. Оказалось, что командир Гренадерского корпуса, узнав о том, что я приказал Ростовскому полку расположиться на крепостной позиции, не получив на это его личного предварительного согласия, приказал начальнику дивизии снять полк с позиции, вывести его из крепости и поставить в корпусной резерв. Дорога в крепость была, таким образом, снова открыта. Я вызвал генерала Эверта к телефону и доложил ему, что при создавшихся условиях считаю падение крепости через несколько часов неизбежным и что единственной возможностью спасти положение является немедленная передача в мое исключительное распоряжение назначенных им полков. Это, по-видимому, оказало действие, так как в 8 часов вечера Ростовский полк снова возвратился на позицию.
Наступила ночь, небо было покрыто густыми тучами, настала полная темнота и вскоре пошел дождь. При таких условиях частям Гренадерского и 16-го корпусов найти дорогу в крепость, сплошь окутанную проволочными сетями, было почти немыслимо. Для этих несчастных частей создавалось положение поистине отчаянное: сзади — преследующий неприятель, а впереди проволочные сети и наводнения, проходы в которых в темноте совершенно не видны. Чтобы помочь этим войскам, я приказал всем наличным офицерам штаба крепости и инженерам, хорошо знакомым с расположением и устройством препятствий и с местностью впереди, выехать вперед и, разыскав назначенные для крепости части, провести их и расположить на отведенных для них участках. В 9 часов вечера удалось найти Перновский полк, в 10 часов был разыскан Карсский, но Екатеринославского и Асландузского полков найти не могли. Около 11 часов выяснилось, что Екатеринославский полк дошел до проволочных сетей впереди промежутка между Банковцем и Гневашовским лесом, но найти проход в сетях не смог, и утомленные люди залегли у самых сетей, где и были найдены.
Около полуночи посты сторожевого охранения дали знать, что к сетям этого промежутка подходят части противника и начинают резать сети. Тогда я приказал начальнику участка убрать сторожевое охранение и открыть ружейный огонь залпами, а также из противоштурмовых [144] пушек. Несмотря на это, небольшой части противника удалось пробраться за проволоку и занять передовой окоп этого участка, не занятый нами за недостатком людей. Однако вслед за тем австрийцы были выбиты и прогнаны. Около часа ночи они начали отходить и расположились в 2—3 верстах от линии обороны. На рассвете другая австрийская часть подошла к передовому укреплению Банковецкой группы и, выбросив белый флаг, стала знаками предлагать гарнизону укрепления перейти к ним и сдаться. В гарнизоне было только несколько артиллеристов при поставленных здесь накануне пулеметах и противоштурмовых пушках. Их командир, унтер-офицер, не смутившись, открыл огонь из обеих пушек и всех пулеметов, чем заставил австрийцев быстро скрыться. К другой части той же группы подходил кавалерийский разъезд, но также был отогнан. Так, слава Богу, благополучно прошла ночь, которая при более решительном образе действий противника могла бы окончиться хуже.
К рассвету прибывшие части все были размещены, назначены начальники участков, а генерал-майора Симона я назначил начальником всего левобережного фронта.
Около 6 часов утра были подняты воздушные шары и стали поступать донесения наблюдателей о передвижениях неприятельских частей вдоль всего фронта. Тогда я приказал командиру крепостной артиллерии начать самый сильный обстрел замеченных целей, и так как австрийская артиллерия еще не была установлена, это заставило их по всему фронту отхлынуть назад. В 7 часов утра 9 июля мне донесли, что Асландузский полк найден, но где же? в районе 2-й оборонительной линии, у форта Ванновского. Оказалось, что, отступая в крепость, он сбился с дороги, попал на правый фланг и ночью вошел в крепость, почти в самый ее центр, никем не замеченный. Дойдя до второй линии, он расположился здесь на ночлег и отлично проспал до утра. Вскоре выяснилось, что и Башкадыклярский полк 16-го корпуса тоже заблудился и попал в деревню Бржезницы, что впереди деревни Мозолицы, но дальше ночью не пошел, ночевал там и вошел в крепость только в 8 часов утра.
Вот наиболее наглядный пример ужасного положения, [145] в которое была поставлена крепость вследствие слишком запоздалого назначения гарнизона.
В 9 часов утра Башкадыклярский полк расположился в укреплениях Банковецкой группы. 32-я бригада вся сосредоточена в Мозолицкой группе, а Асландузский полк оставлен во второй линии, в резерве. Выяснилось, что в Екатеринославском полку всего 350 человек, в Перновском около 900, в Ростовском 700. В несколько лучшем состоянии Асландузский полк, где утром было около 1200 человек, но постепенно прибывали остальные. В Карсском полку было до 2000 человек и в Башкадыклярском почти полный состав. Таким образом вместо полных шести полков я получил общим счетом около 7 тысяч человек, то есть менее двух полков полного состава.
К 9 часам утра противник установил артиллерию и начался первый обстрел крепости, сосредоточенный по первой оборонительной линии, главным образом по участку влево от Банковца. Наша крепостная артиллерия энергично отвечала, но подавить огонь противника в этот день не могла, так как организация управления огнем еще не была закончена, не все наблюдатели были на местах и телефонная связь не была налажена полностью.
Вследствие этого неприятелю удалось выбить огнем роту 23-й бригады, занимавшую полевое укрепление у деревни Вулька-Бачинская, впереди окопов на промежутке между Банковцом и Гневашовским лесом. В 11 часов дня началось наступление противника по всему участку от деревни Высоко-Коло до деревни Банковец, но к часу дня противник был отбит везде, за исключением укрепления у деревни Вулька-Бачинская, которое ему удалось занять и удержать. Узнав об этом, я приказал нескольким батареям крепостной артиллерии взять это укрепление под сильный огонь, а одной из батарей Банковецкой группы держать под огнем подступы от этого укрепления к противнику. Наконец генералу Симону я приказал усилить отступившую роту двумя ротами той же дружины и до наступления темноты вернуть укрепление обратно. С наступлением темноты огонь прекратился с обеих сторон. Сторожевое охранение было выдвинуто вперед, и под его прикрытием саперы принялись исправлять повреждения и [146] заканчивать незаплетенные еще до того участки проволочных сетей.
Кризис, слава Богу, миновал!