Глава XIV. Встречные бои 22 и 29 апреля 1920 г.
Как я уже говорил выше, подвоз красными новых частей и наступившая теплая погода, дававшая возможность концентрировать войска на Чонгаре, создавали угрозу Таганашскому и Тюп-Джанкойскому участкам Крыма, что сильно меня беспокоило. Поэтому я решил предупредить красных, атаковать их до их сосредоточения, и занятием Чонгарского полуострова опять создать буфер между Северной Таврией и Крымом. Кроме того, ввиду мирных переговоров я рассчитывал убедить этим красное командование в том, что белые вовсе не слабы и что лучше оставить их в покое.
Что это есть война классовая и что Советская Россия не может согласиться на буржуазный нарост на своем юге, тогда я не понимал, а пример существовавшей в то время меньшевистской Грузии утверждал меня в моих заблуждениях. Главная задача была — добиться спасения и урегулирования вопроса о рядовой толпе белых, бывших в Крыму. [78]
Как бы то ни было, толкаемый своей политической безграмотностью и военными соображениями, я решил атаковать сам.
В ночь на 22 апреля было приступлено к починке железнодорожного моста через Сиваш. Больших сил ввиду беспокойного положения на Перекопе я сосредоточить не мог и ограничился выдвижением на позицию бригады 13-й дивизии (около 500 штыков) и батальона юнкеров (около 120 штыков) с 8-м кав. полком (бывший конвой, около 300 шашек) в резерве. Кроме того, были подтянуты 4 бронепоезда, один из которых имел дальнобойные 8-дюймовые морские орудия.
На берегу Сиваша имелись построенные мною еще зимой небольшие ветки-тупики, чтобы бронепоезда могли маневрировать, а не только стоять друг другу в затылок. Таким образом я обеспечил за собой превосходство в артиллерии. Починка железнодорожного моста, находившегося посредине почти двухверстной гати, за ночь закончена не была. Красные держались активно и со своей стороны делали попытки проникнуть на гать.
Борьба бригады 13-й дивизии с красными закончилась тем, что после обоюдных неудач продвижений гать с железнодорожным мостом осталась нейтральной и цепи борющихся сторон залегли по берегу Сиваша.
Одновременно красные делали попытки проникнуть на Тюп-Джанкойский полуостров, но эти попытки я игнорировал, решив, что если одержу верх вдоль железной дороги, противник сам будет вынужден очистить Тюп-Джанкой.
Таким образом, ряд встречных столкновений на местности, не дававшей возможности развернуться и нажать на чувствительные места противника, не дал успеха ни той, ни другой стороне. Количество сил играло мало роли, потому что их негде было развернуть. Благодаря наличию у белых морских орудий бронепоезда красных держались в отдалении и перевес артиллерии был на стороне белых, но одним этим бой не решался. Время стало клониться к вечеру, когда красные, видимо, получили сильные подкрепления артиллерией, потому что развили [79] сильный и меткий артиллерийский огонь по легким бронепоездам, среди которых стоял и мой поезд: полетели стекла. Не менее сильному обстрелу подверглись и цепи. Приказав бронепоездам сосредоточить огонь по цепи красных, я послал адъютанта, штабс-ротмистра Шебеко и ординарца Нечволодова (свою жену) к цепям передать приказ двинуться на гать. Не прошло и десяти минут, как пришло донесение, что штабс-ротмистр Шебеко убит, а ординарец Нечволодов ранен, цепи 13-й дивизии под сосредоточенным огнем красных подаются назад и очистили местность около гати. Цепи красных спускались к гати.
Получалась угроза самому Крыму; починенный белыми мост должен был достаться в руки красных. Правда, в резерве были юнкера и 8-й кав. полк, на которых только можно было рассчитывать в случае, если красные ворвутся на южный берег Крыма, так как неудача белых должна была деморализовать 13-ю дивизию, получавшую пополнения исключительно из пленных красноармейцев 46-й стрелковой дивизии, бригада которой сейчас форсировала гать. Надо было прибегнуть к последнему средству, всегда выручавшему до сих пор, это средство — личный пример начальника.
Поэтому я отдал приказ юнкерам построиться в колонне по отделениям и двинул ее на гать с мостом. Артиллерия красных стала стрелять беспорядочно: ни один снаряд не падал на гать, многие шрапнели падали на удар, давая камуфлеты {25}, — очевидно, орудийная прислуга второпях не устанавливала дистанционных трубок.
Ружейный огонь был не менее беспорядочен; несмотря на почти 2-верстное расстояние, пули летали через головы.
Батальон втянулся на гать; сначала отдельные люди красных, а потом и вся их цепь стала отбегать назад, артиллерия смолкла — видимо, взялась в передки, — сзади неслось «ура» бригады 13-й дивизии, нестройными толпами сбегавшей на гать, а юнкера шли с музыкой (оркестр). [80]
Я невольно подумал, что достаточно было бы одного пулемета и одного орудия у красных, но в недрожащих руках, чтобы смести все это, но такова сила нервного шока, который всегда возможен во всяком бою. Ошеломить можно кого угодно.
К сумеркам 22 апреля части бригады 13-й дивизии достигли и закрепились у станции Сиваш. Юнкера за описанную атаку не потеряли ни одного человека. Станция Джумбулук была занята в последующие дни.
В тылу между тем шла интенсивная реорганизация частей, и ввиду концентрации красных сил против Крыма Врангель решил постепенно выдвигать на фронт наиболее боеспособные части 1-го армейского корпуса Кутепова. Приказом его Добровольческий корпус был переименован в 1-й, а Крымский — во 2-й; кроме того, сколачивался еще 3-й корпус, Писарева; конница была сведена в конный корпус Барбовича. Донцы пока составляли один корпус, а кубанцы — одну дивизию, но были без лошадей, кроме Морозова (донцы). При 1-м и 2-м корпусах было по одному кав. полку; в 3-й корпус, Писарева, входила Чеченская дивизия генерала Ревишина.
В первую голову на фронте должны были появиться Алексеевский полк и Дроздовская дивизия генерала Витковского {26}, но выдвижение это было сделано крайне оригинальным способом, а именно десантной операцией Алексеевского полка к деревне Кирилловка, откуда он вышел на железную дорогу. Мой 2-й корпус об этом десанте предупрежден не был и продолжал находиться на Чонгаре. Это привело к почти полному уничтожению высаженного десанта Алексеевского полка. Аналогичная история произошла с десантом Дроздовской дивизии у Хорлы — она принуждена была драться одна с превосходными силами красных, а 2-й корпус находился в полном неведении, что творится к западу и северу от Перекопа. [81]
Дроздовская дивизия, правда, пробилась к Перекопу, но понесла потери около 350 человек и несколько орудий. Я же сам в это время был на Чонгаре, где пришлось подпирать бригаду 13-й дивизии, оставившую под давлением красных занятую перед тем станцию Джумбулук. Положение было восстановлено, но было бы много важнее мне быть на Перекопе и своим наступлением помочь Дроздовской дивизии.
Оказалось, что Врангель через агентурную разведку узнал, что красные предполагают нанести удар на Перекоп 30 апреля, и с целью расстроить их план направил Дроздовскую дивизию в Хорлы, чтобы она вышла во фланг атакующим Перекоп красным. Мой же корпус по плану обороны Перекопа не удерживал и старался заманить красных под удар из перешейка с трактиром или даже под Юшунь. На этот же раз благодаря десанту у Хорлы красные были отбиты даже перекопским охранением, но для помощи дроздовцам силы на Перекопском перешейке не было, и они должны были пробиваться почти исключительно своими силами.
Была ли это небрежность Ставки, или в этом сказывалось полное неумение Врангеля управлять частями на широком фронте, сказать не берусь, но, судя по последующим боям, вернее последнее предположение.
Во всяком случае, прорыв красных в Крым был отбит, но с значительно большими потерями, чем это было необходимо.
Таким образом, апрельские попытки красных прорваться в Крым успехом не увенчались. 2-й корпус, кроме этого, занял Чонгарский полуостров и выдвинул охранение на Сальковский перешеек. [82]